Однажды через город, в котором жил Сиддхартха, прошли саманы -- три
странника аскета, высохшие, угасшие люди, не старые и не молодые, с
покрытыми пылью и кровью плечами, почти нагие, опаленные солнцем, окруженные
одиночеством, чуждые и враждебные миру, пришельцы и исхудалые шакалы в
царстве людей. Знойным дыханием безмолвной страсти веяло от них,-- дыханием
изнуряющего радения, беспощадного самоотрешения.
Вечером, когда миновал час созерцания, Сиддхартха сказал Говинде:
-- Друг мой, завтра с рассветом Сиддхартха уйдет к саманам: он станет
-- саманой.
Говинда побледнел, когда услыхал эти слова, когда в не подвижном лице
друга прочитал решимость -- непреклонную, как пущенная из лука стрела. И
сразу, с первого же взгляда Говинда понял: "Вот оно -- началось! Уже
Сиддхартха вступает на свой путь, уже начинает свершаться его судьба, а с
ней и моя". И он стал бледен, как сухая кожица банана.
-- О Сиддхартха!--воскликнул он,-- позволит ли твой отец?
Сиддхартха взглянул на него, как пробудившийся от сна. С быстротой
стрелы он прочел то, что происходило в душе Говинды, прочел его страх,
прочел его покорность.
-- О Говинда,-- сказал он тихо,-- не будем расточать напрасно слов.
Завтра с наступлением дня я начинаю жизнь саманы. Не будем больше говорить
об этом.
И Сиддхартха вошел в горницу, где на плетеной циновке сидел его отец.
Он стал за его спиной и стоял так до тех пор, пока отец не почувствовал, что
кто-то стоит позади него. И сказал брахман:
-- Ты ли это, Сиддхартха? Поведай же то, что ты пришел сказать.
И ответил Сиддхартха:
-- С твоего позволения, отец, я пришел сказать тебе, что сердце велит
мне завтра покинуть твой дом и уйти к аскетам. Стать саманой -- вот в чем
мое желание. Да не воспротивится этому отец мой!
Брахман молчал -- молчал так долго, что звезды успели переместиться в
маленьком окошечке и изменить свое распо ложение, пока в горнице длилось
молчание. Безмолвно и не подвижно, со скрещенными руками, стоял сын,--
безмолвно и неподвижно сидел на циновке отец. Звезды же передвигались по
небесному своду. И сказал отец:
-- Не подобает брахману говорить резкие и гневные слова. Но гнева
исполнено мое сердце. Да не услышу я эту просьбу из твоих уст вторично.
Медленно поднялся с места брахман. Сиддхартха же продолжал стоять,
безмолвный, со скрещенными руками.
-- Чего же ты ждешь? -- спросил отец.
-- Ты знаешь! -- ответил Сиддхартха.
В гневе покинул горницу отец; в гневе он отыскал свое ложе и опустился
на него.
Пришел час, а сон все еще не сомкнул его очей. Тогда брахман встал,
прошелся по комнате и вышел из дому. Через маленькое окошечко заглянул он в
горницу и увидел, что Сиддхартха стоит на том же месте, скрестив руки,
непоколебимый. |