Изменить размер шрифта - +

     Однажды  через город, в котором жил Сиддхартха,  прошли саманы  --  три
странника  аскета,  высохшие,  угасшие  люди,  не  старые  и не  молодые,  с
покрытыми пылью и кровью плечами, почти нагие, опаленные солнцем, окруженные
одиночеством,  чуждые  и враждебные  миру,  пришельцы  и исхудалые шакалы  в
царстве людей. Знойным дыханием безмолвной  страсти веяло от них,-- дыханием
изнуряющего радения, беспощадного самоотрешения.
     Вечером, когда миновал час созерцания, Сиддхартха сказал Говинде:
     -- Друг  мой, завтра с рассветом  Сиддхартха уйдет к саманам: он станет
-- саманой.
     Говинда  побледнел, когда услыхал эти слова, когда  в не подвижном лице
друга  прочитал решимость  -- непреклонную, как пущенная  из  лука стрела. И
сразу,  с  первого  же взгляда  Говинда понял:  "Вот оно  --  началось!  Уже
Сиддхартха вступает на свой путь, уже начинает свершаться  его  судьба,  а с
ней и моя". И он стал бледен, как сухая кожица банана.
     -- О Сиддхартха!--воскликнул он,-- позволит ли твой отец?
     Сиддхартха взглянул на него, как  пробудившийся  от  сна.  С  быстротой
стрелы  он  прочел то,  что происходило  в душе  Говинды, прочел  его страх,
прочел его покорность.
     --  О Говинда,--  сказал он  тихо,-- не будем  расточать напрасно слов.
Завтра с  наступлением дня я начинаю жизнь саманы.  Не будем больше говорить
об этом.
     И Сиддхартха вошел в  горницу, где на плетеной циновке сидел  его отец.
Он стал за его спиной и стоял так до тех пор, пока отец не почувствовал, что
кто-то стоит позади него. И сказал брахман:
     -- Ты ли это, Сиддхартха? Поведай же то, что ты пришел сказать.
     И ответил Сиддхартха:
     -- С твоего позволения,  отец, я пришел сказать тебе,  что сердце велит
мне  завтра  покинуть твой дом и уйти к аскетам. Стать саманой -- вот  в чем
мое желание. Да не воспротивится этому отец мой!
     Брахман  молчал  -- молчал так долго, что звезды успели переместиться в
маленьком окошечке и  изменить  свое  распо ложение, пока в  горнице длилось
молчание.  Безмолвно  и  не  подвижно, со скрещенными руками,  стоял  сын,--
безмолвно  и  неподвижно сидел на циновке  отец. Звезды же передвигались  по
небесному своду. И сказал отец:
     --  Не  подобает брахману говорить резкие  и  гневные слова.  Но  гнева
исполнено мое сердце. Да не услышу я эту просьбу из твоих уст вторично.
     Медленно  поднялся  с  места брахман.  Сиддхартха же  продолжал стоять,
безмолвный, со скрещенными руками.
     -- Чего же ты ждешь? -- спросил отец.
     -- Ты знаешь! -- ответил Сиддхартха.
     В гневе покинул  горницу отец; в гневе он отыскал свое ложе и опустился
на него.
     Пришел  час, а сон все  еще не сомкнул  его очей. Тогда  брахман встал,
прошелся по комнате и вышел из дому. Через маленькое окошечко заглянул он  в
горницу и увидел,  что  Сиддхартха стоит  на том  же  месте, скрестив  руки,
непоколебимый.
Быстрый переход