Мне шел
двадцать второй год, и я чувствовал себя настолько независимо, насколько
может себя чувствовать молодой, начинающий, еще не печатавшийся, совершенно
"зеленый" автор. Симору же было двадцать три года, и он уже пятый год
преподавал в одном из университетов Нью-Йорка. Вот этот его отзыв,
полностью. (Представляю, что разборчивый читатель не раз почувствует
неловкость, но самое худшее, по-моему, пройдет, когда он преодолеет
обращение ко мне. По-моему, ежели это обращение меня самого не особенно
смущает, то я не вижу причины, почему должны смущаться другие.)
Дорогой мой старый Спящий Тигр!
Не знаю, много ли на свете читателей, которые перелистывают рукопись в
то время, как автор мирно похрапывает в той же комнате. Мне захотелось
самому прочесть всю рукопись. На этот раз твой голос мне как-то мешал.
По-моему, твоя проза и так настолько театральна, что этого твоим героям за
глаза хватает. Столько надо тебе сказать, а с чего начать - не знаю.
Сегодня после обеда я написал целое письмо декану английского
факультета, и, как ни странно, в основном это письмо как-то вышло в твоем
стиле. Мне было так приятно, что захотелось тебе об этом рассказать.
Прекрасное письмо! Чувствовал я себя так, как в ту субботу прошлой весной,
когда я пошел слушать "Волшебную флейту" с Карлом и Эми, и они привели
специально для меня очень странную девочку, а на мне был твой зеленый
"вырви-глаз". Я тебя тогда не предупредил, что взял его.
(Он тут говорит про один из четырех, очень дор or их галстуков, которые
я приобрел в тот сезон. Я с_т_р_о_г_о-н_а_с_т_р_о_г_о запретил всем своим
братьям, и особенно Симору, с которым у нас был общий платяной шкаф, даже
прикасаться к ящику, где я прятал эти галстуки. И я специально хранил их в
целлофановых мешочках.)
Но я никакой вины за собой не чувствовал за то, что на мне был этот
галстук, только смертельно боялся, а вдруг ты появишься на сцене и увидишь в
темноте, что я "позаимствовал" твой галстук. Но письмо - не галстук. Мне
подумалось, что, если бы все было наоборот - и ты написал бы письмо в моем
стиле, тебе было бы неприятно. А я просто выбросил это из головы. Есть одна
штука на свете, не считая всего остального, которая меня особенно огорчает.
Ведь я знаю, что ты расстраиваешься, когда Бу-Бу или Уэйкер говорят тебе,
что ты разговариваешь совершенно, как я. Тебе кажется, что тебя как будто
обвиняют в плагиате, и это удар по твоему самолюбию. Да разве так уж плохо,
когда наши слова иногда похожи? Нас отделяет друг от друга такая тоненькая
пленка. Стоит ли нам помнить, что чье? В то лето, два года назад, когда я
так долго был в отъезде, я обнаружил, что ты, и 3., и я уже были братьями,
по крайней мере, в четырех воплощениях, а может и больше. |