Изменить размер шрифта - +




Глава IV. НАСЛЕДСТВО



     Господин  де Вильморен пожелал немедленно приступить к поединку.
К  этому  его побуждали причины как объективного, так и субъективного
характера. Поддавшись  эмоциям, недостойным  священнослужителя, он
спешил  покончить  с  этим делом, прежде чем вновь обретет подобающее
семинаристу  расположение  духа. Кроме того, он немного боялся самого
себя, точнее - его честь опасалась его натуры. Особенности воспитания
и  цель, к  которой он шел не один год, лишили его значительной доли
той воинственности, что самой природой заложена в каждом мужчине.
     Маркизу также не терпелось завершить начатое, и, поскольку рядом
были  де  Шабрийанн, действующий от его имени, и Андре-Луи, свидетель
де Вильморена, ему ничто не препятствовало.
     Итак, через  несколько минут детали поединка были улажены, и мы
застаем  всех  четверых  на  залитой солнцем лужайке позади гостиницы
готовыми приступить к осуществлению зловещего намерения. Там им никто
не  мог  помешать. От случайного взгляда из окна их скрывала плотная
стена деревьев.
     Отбросив формальности, они не стали измерять шпаги и обследовать
место  поединка. Маркиз  отстегнул  портупею с ножнами, но остался в
камзоле  и  туфлях, считая излишним снимать их ради такого ничтожного
противника. Высокий, гибкий, мускулистый, он встал против не менее
высокого, но  очень хрупкого де Вильморена. Последний тоже пренебрег
принятыми  в таких случаях приготовлениями. Он прекрасно понимал, что
ему  совершенно  ни  к  чему  раздеваться, и встал в позицию в полном
одеянии  семинариста. Его  лицо  было  пепельно-серым, и только над
скулами горел болезненный румянец.
     Де  Шабрийанн  стоял  опершись  на  трость - шпагу он уступил де
Вильморену  -  и  со  спокойным  интересом  взирал  на  происходящее.
Напротив  него, по другую сторону от противников, стоял Андре-Луи. Из
всех  четверых  он  был  самым бледным, его глаза лихорадочно горели,
влажные пальцы судорожно сжимались и разжимались.
     Все  чувства  Андре-Луи  восставали  против поединка, внутренний
голос призывал его броситься между противниками и попытаться развести
их. Однако, сознавая  бесплодность  благого  порыва, он сдержался и
попытался  успокоить  себя  мыслью, что  эта  ссора  не  может иметь
серьезных последствий. Если честь обязывала Филиппа скрестить шпагу с
человеком, которого он ударил, то благородное происхождение де Латур
д'Азира   требовало   от  него  не  губить  юношу, которого  он  сам
спровоцировал на оскорбление. Маркиз считался человеком чести, и едва
ли  в  его  намерения  входило  нечто  большее, чем  преподать урок,
возможно  и жестокий, по долженствующий принести пользу противнику. В
этих  соображениях  заключалось единственное утешение Андре-Луи, и он
упрямо держался их.
     Противники  сошлись, зазвенела  сталь. Слегка  согнув колени и
передвигаясь  быстрыми пружинистыми движениями, маркиз держался боком
к  противнику, тогда как де Бильморен стоял к нему лицом, представляя
собой   отличную   мишень.
Быстрый переход