Наконец между ними осталось расстояние в два шага. Мальчик руками подтащил цепь к себе и изучающе уставился на Наташу. Сидел боком, на бедре. Одет, скажем прямо, не для той погоды, что на улице – там всё таки довольно прохладно, хоть и по летнему: на нём явно короткие для него, истлевшие до дыр штаны и рубаха, которая разве что не сползала с его плеч – кажется, чья то мужская. Дышал часто, будто ему пришлось недавно быстро бежать.

Затем его взгляд из изучающего сменился на испытующий. Он сделал ещё рывок вперёд. Шаг между ними. Глубоко вздохнул и поднял руку. Стараясь не жмуриться от страха, Наташа вытерпела момент, когда его палец коснулся её лица. Впрочем, это сначала только коснулся. Он застыл на какой то точке на скуле, после чего слегка надавил. Девушка замерла в ожидании боли. Но палец отлепился от этой точки и притронулся к следующей – напротив. Тоже чуть чуть нажал. Выждал – и третья точка на её подбородке ощутимо была надавлена. Что он делает?

Скоростной сумбур в мыслях и чувствах внезапно остановился.

Пришло недоумение: он дотронулся до тех самых родинок уродинок на её лице. Зачем? Впервые видит, что на лице могут быть такие… точки?

Пока она раздумывала о постороннем и ненужном, мальчик бедром по полу передвинулся ещё на один шаг к ней, бросил взгляд на Шастю, внимательно наблюдавшего за ним, и обнял Наташу за шею. И отпрянул, чтобы низко опустить перед ней голову.

Новые непонятки. Зачем? Зачем он опустил голову? И снова Наташа обругала себя: зачем зачем! Снять с него ошейник она должна!

Она встала и торопливо осмотрела широкое кожаное кольцо на тонкой мальчишечьей шее. Обнаружила, что кольцо – с застёжкой. Но почему тогда мальчик не сумел расстегнуть её? Она же простейшая. Или здесь какая то закавыка? Чуть подтянув края ошейника, Наташа разъединила их, вытолкнув металлический язычок застёжки из предназначенного ему паза. Легко, как и ожидалось… Здесь, на этом месте, было достаточно светло. Поневоле приподнявшаяся над Эктором девушка скользнула взглядом по его спине, видимой под великоватой ему рубахой. Кривые и толстые рубцы на лопатках поразили её, хотя вполне она не могла понять их значения. Зато смутно догадалась, что именно эти рубцы не давали мальчику возможности поднять руки на затылок и расстегнуть ошейник.

Она тут же отбросила ошейник. Снова прозвенела цепь.

Шастя будто сообразил, что некое действо закончено, и деловито вышел из сарая.

Вроде всё. Почему же Эктор, освобождённый от цепи, не встаёт и смотрит снизу вверх, как будто чего то ждёт?

В сарае, и так полутёмном, стемнело ещё больше, когда в дверном проёме появился кто то, кто голосом Димана предупредил:

– Старик велел поторопиться.

Девушка, обернувшись к нему, в ответ хотела ляпнуть: «Откуда ты знаешь?» Но взгляд упал на руку мальчишки с задранным рукавом куртки. Два пластыря, под одним из которых размазалась кровь, объяснили всё. Но сейчас не до объяснений, подловил ли старик Димана, вынуждая его поторопить Наташу, или мальчишка сам попросил его о помощи с незнакомым языком.

Она склонилась над Эктором и… И тот снова обнял её за шею и чуть не уронил её, всем весом поневоле дёрнув к себе.

Наташа только и успела руками упереться в земляной пол, чтобы не грохнуться вперёд, задавив и самого мальчика. А тот изловчился и так плотно вцепился в неё, что изумлённый Диман пробормотал:

– По моему, он хочет, чтобы ты его несла?

– Тогда помоги мне встать, – проворчала Наташа, снова вынужденно севшая на колени.

– Он очень тяжёлый? – заволновался Диман, подбегая к ней.

Она выпрямилась, придерживая мальчика под ноги.

– Да нет, – удивлённо ответила. – Впечатление – ведро с водой.

И оба замерли. Эктор коснулся щекой лица Наташи, опуская голову к её плечу.