|
Он назвался Донахью – это имя мне ровным счетом ничего не говорило. Мне не хотелось, чтобы он сидел здесь и смотрел, чем мы занимаемся, поэтому я сам вышел к нему с намерением побыстрее от него отделаться. Донахью сидел в коридоре на скамейке. Он не хотел разговаривать в коридоре, и я отвел его в ближайшую пустую комнату, как раз в тридцать восьмую. Шатен средних лет, примерно моего роста, с карими глазами… – Они его сами видели, – вставил Грум. – А, тем лучше. – Хайетт суетливо продолжил. – Он сказал, что его зовут Уильям А. Донахью и что он хочет заключить сделку. Он пояснил, что когда разузнал, что Ниро Вулф – один из тех, кого вызвали сегодня на дознание, то он струсил и хочет выпутаться из переплета, в который попал. Так он выразился. Капитан, мне все подробно пересказывать? Мы с ним разговаривали не меньше двадцати минут. – Расскажите только самое главное. – Хорошо, вот самое главное. Он долго ходил вокруг да около, путаясь в словах, но суть сводилась к следующему. Он сказал, что в связи с одной аферой, в которую он ввязался, – что за афера, Донахью не сказал – он занимался тем, что организовывал прослушивание телефонных линий. Одну из таких операций он проворачивал через Ниро Вулфа, которому платил тысячу долларов в неделю. Когда вокруг прослушивания телефонных разговоров разгорелся скандал – как он выразился, «подняли вонь», – и арестовали и осудили Броуди, Донахью решил, что оставаться в Нью Йорке для него опасно, и он уехал из штата. Недавно он прослышал о том, что госсекретарь штата проводит по поводу этого скандала дознание со всеми частными сыщиками штата, и встревожился, главным образом из за Ниро Вулфа. Ведь Вулф тогда внезапно прекратил прослушивание, для которого он его нанял, и они сильно повздорили, Вулф вряд ли это забыл. Он знал, как хитер и коварен Вулф, и теперь, когда его тоже вызвали на дознание… вас не смущает, как я выражаюсь? – Хайетт посмотрел на Вулфа. – Нисколько, – ответил Вулф, – продолжайте. – И вот теперь, сказал он, когда Вулфа тоже вызвали на собеседование, он, Донахью, понял, что Вулф так или иначе отвертится от этой истории, а сам Донахью влипнет по самые уши. Поэтому он решил заключить со мной нечто вроде сделки. Если бы я употребил свое влияние на районного прокурора, с тем чтобы ему, Донахью, насколько возможно смягчили участь за организацию прослушивания телефонных разговоров, то он обещал под присягой дать полный перечень операций такого рода, и давал бы в суде все показания, какие требуются. Я спросил его, знал ли Вулф, что прослушивание было противозаконным, и он ответил – да, знал. Я попросил его рассказать о себе подробнее, но он отказался это сделать, пока я не соглашусь на его предложение, сообщив только, что жил в Нью Йорке в отеле «Марбери». Я ответил ему, что не готов сразу заключить с ним такую сделку, что мне надо подумать, и, оставив его в той же комнате, вернулся к себе и… – В котором часу это было? – спросил Грум. – В половине десятого или на одну две минуты позже. Мои часы не такие точные, как у Гудвина, но достаточно верные. – Он посмотрел на часы. – Сейчас на них час сорок две. – Ваши часы спешат на три минуты. – Значит, когда я вернулся в свою комнату, было ровно пол десятого. – Он снова повернулся к Вулфу. – Разумеется, я посмотрел, сколько у меня в запасе времени. Собеседование должно было начаться в десять. Я рассудил, что случившееся достаточно важно, чтобы посоветоваться с госсекретарем. |
