Собеседование должно было начаться в десять. Я рассудил, что случившееся достаточно важно, чтобы посоветоваться с госсекретарем.
Я позвонил ему, но мне сказали, что он на совещании в Нью Йорке, а его секретарь не знал, по какому номеру его можно застать. Я позвонил в
контору прокурора штата Нью Йорк моему другу Лэмберту, он помощник прокурора, и сказал ему, что мне срочно нужно полицейское досье на Уильяма А.
Донахью, который прошлой весной жил в отеле «Марбери». В четверть одиннадцатого я еще не получил никаких сведений. Я пытался связаться с
помощником госсекретаря, но его на месте не оказалось. Я рассказал обо всем Тому Фрэзеру, и…
– Достаточно, – прервал его Грум. – Вы не стали возвращаться в тридцать восьмую комнату, где остался Донахью.
– Нет. Я сказал ему, что мне нужен еще час или два. Когда и в одиннадцать часов я не получил никаких сведений из Нью Йорка, я решил вызвать на
очную ставку Вулфа и Донахью и посмотреть, что из этого выйдет. Я отправился в комнату для собеседования и вызвал Вулфа и Гудвина. – Хайетт
посмотрел на часы. – Я опаздываю, во время обеда у меня назначена встреча.
– Да, я помню, – ответил Грум и обратился к Вулфу: – Вы хотите что нибудь спросить у мистера Хайетта?
Вулф сидел на стуле, скрестив ноги, – как всегда, когда ему было тесно и неудобно без подлокотников. Когда Грум заговорил с ним, он распрямил
согнутые ноги и положил руки на колени.
– Я хочу задать всего один или два вопроса. Мистер Хайетт, вы, наверно, помните, как сегодня утром сказали мне, что верите тому, что я вам
рассказал. Почему вы мне это сказали?
– Потому что я именно это и хотел сказать.
– Вы ведь уже говорили с Донахью.
– Это правда, только я ему не поверил. О вас мне кое что известно, о нем же я ровным счетом ничего не знал. Хотя бы в силу простой вероятности я
склонялся больше верить вам, по крайней мере поначалу.
– А сейчас вы по прежнему верите тому, что я вам рассказал?
– Ну… – Хайетт взглянул на Грума и снова на Вулфа. – При создавшихся обстоятельствах я не могу считать свое мнение достаточно убедительным, к
тому же вряд ли это относится к делу.
– Возможно, и так. Тогда еще одно. Донахью говорил об организации прослушивания телефонов, отметив, что был замешан во многих операциях такого
рода. Упоминал ли он в связи с этим какие то другие имена, кроме моего?
– Да, он упоминал и других, но больше всего говорил о вас.
– Кого еще он называл?
– Минутку, – прервал Грум. – Я думаю, это перечислять ни к чему. Мистер Хайетт, вы можете идти.
– Я хочу знать, – настойчиво повторил Вулф, – не называл ли этот человек кого либо еще из тех сыщиков, кто был вызван сегодня.
Как говорится, хотеть не вредно. Хайетт вопросительно посмотрел на Грума, тот в ответ покачал головой, и Хайетт, поднявшись, вышел из комнаты.
Вулф снова скрестил ноги и сцепил на животе руки – уж очень неудобно ему было сидеть. Его необъятные габариты всегда особенно бросались в глаза,
когда он сидел на таком игрушечном стульчике, с которого со всех сторон свешивалась его могучие телеса.
Когда дверь за полномочным заместителем госсекретаря закрылась, Грум заговорил:
– Мне хотелось, чтобы мистер Хайетт сам рассказал вам обо всем. Для пущей ясности. Не хотите ли вы теперь изменить свои показания? Или, может,
что то добавить? Правда, Донахью мертв, но он оставил следы, и у нас есть зацепки, в каком, направлении вести расследование. Вы понимаете, что я
имею в виду?
– Конечно, – хрюкнул Вулф. |