|
Я забронировал вам номер в отеле «Лэтам», но, конечно, заказ можно снять, если вы хотите поехать в какое то другое место. Он дал нам подписать какие то бумаги, рассказав, что Паркер позвонил ему из Нью Йорка и велел сделать для нас все необходимое, и что он готов отменить званый ужин, если нужен нам. Вулф ответил, что все, чего он сейчас жаждет, – это выбраться отсюда поскорее и найти что нибудь поесть. На одно предложение Роджерса мы все же согласились. Неподалеку от выхода его дожидалась машина, и вот мы, распрощавшись с охранником, но не предложив чаевых, заскочили в канцелярию, подписали бумаги о своем освобождении, забрали изъятые при аресте личные вещи, сели в машину Роджерса и доехали с ним до места, где оставили свой «седан». Вулф снова взгромоздился на заднее сиденье, а я сел за руль. Добравшись до отеля, я достал из багажника чемоданы, а машину сдал на попечение швейцару. Насчет чемоданов можно было кое чем попрекнуть Вулфа, – «Говорил же я вам», – но он был явно не в том настроении, чтобы выслушивать колкости. Вчера вечером он, как всегда, уперся как баран и наотрез отказался даже допустить возможность, что придется переночевать не дома, и настоял, чтобы никакого багажа мы с собой не брали. Я не послушался и прихватил наши чемоданы, памятуя, что человек предполагает, но кое кто другой располагает. Сейчас, когда посыльный проводил нас в номер 902 и поставил на полки чемоданы, у меня был прекрасный повод, чтобы словно невзначай подколоть упрямца, но я счел, что разумнее и безопаснее смолчать. Оба наших халата висели в ванной. Вулф стянул пиджак, жилет, галстук и рубашку и отправился умываться. Вернувшись, он переоделся в желтую шерстяную пижаму с тонкими черными полосками, вынул из чемодана тапочки, уселся в кресло, чтобы снять ботинки, и велел мне позвонить горничной, чтобы она принесла меню. Я напомнил ему слова Роджерса, что в отеле «Лэтам» кормят всего лишь неплохо, а лучший в городе ресторан расположен всего в двух кварталах отсюда. – Меня это не волнует, – заявил он. – Аппетита у меня нет, и вкуса я тоже не почувствую. Есть буду просто потому, что надо. Тебе отлично известно, что я не могу работать на пустой желудок. Итак, он собирался работать. Не припомню, чтобы наша с Вулфом трапеза когда нибудь проходила столь тоскливо. Нет, то, что нам подали, было вполне съедобно – устрицы, консоме, ростбиф, картофель со сметаной, брокколи, салат, яблочный пирог с сыром и кофе – и ужину мы воздали должное, но за столом царило угрюмое молчание. Хотя Вулф никогда не обсуждал за столом дела, поговорить во время еды он любил – о чем угодно, лишь бы не о работе. Почти всегда так и бывало. Но на этот раз за весь ужин он не проронил ни слова, да и меня не очень то тянуло на разговоры. Допив вторую чашку кофе, Вулф отодвинулся вместе с креслом от стола и, посмотрев на меня, пробурчал: – Который час? Я взглянул на часы и ответил: – Двадцать минут девятого. – Хорошо. – Вулф глубоко вздохнул, словно желая воздухом пропихнуть ростбиф подальше, и шумно выдохнул носом. – Не знаю, сознаешь ли ты, в какой переплет я попал? – Переплет мы тоже делим пополам. – До определенного предела. Риск – да, согласен, но мое затруднение – особого рода. Ведь, пока убийцу не найдут, нас намерены держать здесь. Ускорить наше освобождение можно, только если я сам найду его, а я не желаю этого делать. Конечно, нельзя допускать, чтобы убийца безнаказанно разгуливал на свободе, но мне не хотелось бы прилагать руку к изобличению человека, который убил этого мерзавца. |
