Твой друг Дордолио считает меня сумасшедшим; Анахо – дирдир‑человек – считает, что я страдаю от потери памяти. Так что думай, что хочешь.
– Мы все могли бы порассказать странные истории, но все‑таки нам лучше говорить правду, – пробормотал Хельссе.
– А кому нужна эта открытость? – спросил Зарфо. – И кто в ней нуждается? Я могу рассказывать удивительные истории, пока меня кто‑нибудь слушает.
– Но люди с безнадежными целями должны, по крайней мере, держать свои тайны при себе, – возразил Хельссе.
Трез, считавший Хельссе гнусным типом, бросил на него презрительный косой взгляд.
– И кого это он только подразумевает? У меня нет ни тайных целей, ни секретов.
Анахо покачал головой.
– Тайны? Нет. Только сдержанность. Безнадежные цели? Я путешествую вместе с Адамом Рейтом, так как не могу позволить себе лучшего занятия. Среди полулюдей меня считают уродом. А цель у меня только одна – выжить.
– У меня есть тайна, – заявил Зарфо. – Это тайник, где я спрятал несколько моих секвинов. Моя цель? Она тоже скромна. Луг на реке к югу от Смарагаша, хижина в тени таевых деревьев, добрая девушка, которая будет готовить для меня чаи. И вам я тоже этого желаю.
Хельссе смотрел в огонь и улыбался.
– Каждая из моих мыслей – это неизбежно тайна. А мои цели? Когда я возвращусь в Сеттру, то постараюсь каким‑нибудь образом отвратить от себя Гильдию Убийц. Если мне это удастся, я буду весьма доволен.
– А я буду доволен, если эта ночь будет сухой, – сказал Рейт.
Наконец они вытащили лодку на берег, перевернули ее и с помощью паруса соорудили сухое убежище. Не успели они закончить, как пошел дождь. Костер погас, а под лодкой собрались лужи. Лишь к полудню следующего дня развеялись тучи, и путешественники, загрузив свои припасы в лодку, продолжили путь на юг.
Джинга становилась все полноводнее, пока не достигла такой ширины, что оба берега казались лишь полосками на горизонте. Заход солнца сопровождался черными, золотистыми и коричневыми фасками. Плывя в янтарном свете надвигающихся сумерек, они все время искали место для ночлега, и когда сумерки сгустились до пурпурно‑коричневых, им удалось, наконец, найти песчаный холм, на котором они и провели ночь.
На следующий день они добрались до болот. Джинга разделялась здесь минимум на десяток рукавов, образуя острова из камыша, и путешественникам пришлось провести неудобную ночь в лодке. К вечеру они добрались до места, где из болота на поверхность выходил серый сланец, образуя цепь крепких, скалистых островов. В глубокой древности жители Чая использовали эти острова, как опоры моста через реку. Но уже очень давно мост этот разрушился. На самом большом острове путешественники разбили лагерь, перекусили сушеной рыбой и затхлой на вкус чечевицей, которыми их снабдили высокие хары.
Трез забеспокоился, обошел весь остров вокруг и, наконец, поднялся на самую высокую его точку. Рейт подошел к нему. Но увидеть или услышать им ничего не удалось. Они вернулись назад к костру и выставили часовых. Рейт проснулся, когда занимался рассвет, и был очень удивлен, что его не разбудили. Лодка исчезла. Он растолкал Треза, который первым стоял на вахте.
– Кого ты разбудил после себя?
– Это был Хельссе.
– А он меня не разбудил. Лодка исчезла.
– И Хельссе тоже, – подвел итог Трез. Но он показал пальцем на следующий остров, отстоявший лишь на расстояние броска камнем. Там на воде покачивалась лодка.
– Хельссе решил совершить туда полуночную прогулку, – заметил он.
Рейт несколько раз громко позвал Хельссе, но не получил никакого ответа. Видно тоже никого не было. Рейт оценивающе посмотрел на расстояние до лодки. Вода была спокойной и сероватой. |