|
- Время смерти? - спросил Караченцев. - Между первым и вторым часом ночи, - уверенно ответил Веллинг. - Не ранее, но и никак не позже. Генерал повернулся к есаулу: - Что ж, теперь, когда причина смерти установлена, можно заняться деталями. Рассказывайте, Гукмасов. И поподробней. Поподробней есаул, видимо, не умел. Его рассказ вышел коротким, но, впрочем, исчерпывающим: - Прибыли с Брянского вокзала в шестом часу. Ми-хал Дмитрич отдохнул до вечера. В девять ужинали в здешнем ресторане. Потом поехали кататься по ночной Москве. Никуда не заезжали. Вскоре после полуночи Михал Дмитрич сказал, что желает вернуться в гостиницу. Хотел сделать какие-то записи, он над новым боевым уставом работал... Гукмасов покосился на бюро, стоявшее подле окна. На откидной доске были разложены бумаги, чуть в стороне - небрежно отодвинутое полукресло. Евгений Осипович подошел, взял исписанный листок, уважительно покивал. - Распоряжусь, чтобы всё собрали и переправили государю. Продолжайте, есаул. - Господам офицерам Михал Дмитрич велел располагать собой. Сказал, что дойдет пешком, хочет прогуляться. Караченцев насторожился: - И вы отпустили генерала одного? Ночью? Довольно странно! Он многозначительно взглянул на Фандорина, но того эта подробность, кажется, нисколько не заинтересовала - коллежский асессор подошел к бюро и зачем-то водил пальцем по бронзовому канделябру. - Поди-ка с ним поспорь, - горько усмехнулся Гукмасов. - Я сунулся было - так глянул, что... Да ведь он, ваше превосходительство, не то что по Москве ночной, по горам турецким и степям текинским в одиночку разгуливал... - Есаул мрачно покрутил длинный ус. - До гостиницы-то Михал Дмитрич дошел. До утра вот не дожил... - Как вы обнаружили тело? - спросил обер-полицеймейстер. - Вот здесь сидел, - показал Гукмасов на полукресло. - Назад откинувшись. И перо на полу... Караченцев присел на корточки, потрогал чернильные пятна на ковре. Вздохнул: - Да уж, пути Господни... Наступившую печальную паузу бесцеремонно нарушил Фандорин. Полуобернувшись к управляющему и по-прежнему поглаживая злосчастный канделябр, он громким шепотом спросил: - А что это у вас электричество не заведено? Я еще давеча удивился. Такая современная г-гостиница, а даже газа нет - свечами нумера освещаете. Француз принялся было объяснять, что со свечами бонтоннее, чем с газом, а электрическое освещение уже есть в ресторане и к осени непременно появится на этажах, но Караченцев прервал не относящуюся к делу болтовню сердитым покашливанием. - А как провели ночь вы, есаул? - возобновил он допрос. - Заехал к боевому товарищу, полковнику Дадашеву. Посидели, поговорили. В гостиницу вернулся на рассвете и сразу завалился спать. - Да-да, - вставил Эраст Петрович, - ночной портье сказал мне, что вы вернулись уж засветло. Еще послали его за бутылкой сельтерской. - Верно. Честно говоря, выпил лишнего. Горло пересохло. Я всегда рано встаю, а тут как на грех проспал. Сунулся с докладом к генералу - Лукич говорит, не вставали еще. Я подумал, видно, заработался вчера Михал Дмитрич. Потом, в полдевятого уже, говорю - идем, Лукич, будить, а то осерчает. Да и непохоже на него. Входим сюда - а он раскинулся вот этак вот (Гукмасов откинул голову назад, зажмурил глаза и приоткрыл рот), и уж холодный. Вызвали врача, депешу в корпус послали... Тут-то вы меня, Эраст Петрович, и видели. Извините, что не поприветствовал старого товарища - сами понимаете, не до того было. Вместо того, чтобы принять извинение, в котором, правду сказать, при подобных обстоятельствах и нужды никакой не было, Эраст Петрович чуть склонил голову на бок и, заложив руки за спину, сказал: - А вот мне в здешней ресторации рассказали, будто вчера некая дама пела для его высокопревосходительства и якобы даже сидела за вашим столом. Кажется, известная на Москве особа? Если не ошибаюсь, Вандой зовут. |
