|
- Я не запомню, - сказал на это Эраст Петрович. - Это и не понадобится, - отрезал Гукмасов. - А всех этих господ я вам представил, потому что вы обязаны дать нам объяснение. - Обязан? - насмешливо переспросил Фандорин. - Однако! - Да, сударь. Извольте объяснить при всех, чем были вызваны оскорбительные расспросы, которым вы подвергли меня в присутствии обер-полицеймейстера. Голос есаула был грозен, но коллежский асессор сохранил безмятежность, и даже всегдашнее его легкое заикание вдруг исчезло. - Мои вопросы, есаул, были вызваны тем, что смерть Михаила Дмитриевича Соболева - событие государственной важности и даже более того, исторического масштаба. Это раз. - Фандорин укоризненно улыбнулся. - Вы же, Прохор Ахрамеевич, морочили нам голову, причем весьма неуклюже. Это два. Я имею поручение от князя Долгорукого разобраться в сем деле. Это три. И, можете быть уверены, разберусь, вы меня знаете. Это четыре. Или все-таки расскажете правду? Кавказский князь в белой черкеске с серебряными газырями - вот только вспомнить бы, который из двух - вскочил с дивана. - Раз-два-три-четыре! Господа! Этот филер, эта штафирка над нами издевается! Проша, клянусь матерью, я его сейчас... - Сядь, Эрдели! - гаркнул Гукмасов, и кавказец тут же сел, нервно дергая подбородком. - Я вас действительно знаю, Эраст Петрович. Знаю и уважаю. - Взгляд есаула был тяжел и мрачен. - Уважал вас и Михал Дмитрич. Если вам дорога его память, не суйтесь вы в это дело. Только хуже сделаете. Фандорин ответил столь же искренне и серьезно: - Ежели бы это касалось только меня и моего праздного любопытства, то я непременно исполнил бы вашу просьбу, но тут, извините, не могу - служба. Гукмасов хрустнул за спиной сцепленными пальцами, прошелся по комнате, тренькая шпорами. Вновь остановился перед коллежским асессором. - Ну, так и я не могу. Не могу допустить, чтобы вы продолжили разбирательство. Полиция - пускай, но только не вы. Ваши таланты, господин Фандорин, здесь слишком некстати. Учтите, я остановлю вас любыми средствами, невзирая на прошлое. - Например, какими же, Прохор Ахрамеевич? - холодно осведомился Эраст Петрович. - Да вот отличное средство! - снова встрял поручик Эрдели, вскакивая. - Вы, милостивый государь, оскорбили честь офицеров 4-го корпуса, и я вызываю вас на дуэль! Стреляться здесь и сейчас! Насмерть, через платок! - Насколько я помню дуэльный артикул, - сухо произнес Фандорин, - условия поединка определяет тот, кого вызвали. Я, так и быть, сыграю с вами в эту глупую игру, но позже, когда закончу расследование. Можете присылать секундантов, я остановился в 20-ом нумере. До свиданья, господа. Он хотел было повернуться, но Эрдели с криком "Так я заставлю же тебя стреляться!" подскочил к нему и хотел влепить пощечину. Эраст Петрович с удивительной ловкостью перехватил занесенную для удара руку и сжал запястье князя двумя пальцами - вроде бы несильно, но у поручика от боли перекосилось лицо. - Мэррзавец! - фальцетом вскричал кавказец и замахнулся левой рукой. Фандорин оттолкнул неугомонного князя и брезгливо сказал: - Не трудитесь. Будем считать, что пощечина уже нанесена. Я сам вызываю вас и заставлю заплатить за оскорбление кровью. - Вот и отлично, - впервые разомкнул уста флегматичный штаб-офицер, которого Гукмасов представил как подполковника Баранова. - Называй свои условия, Эрдели. Потирая запястье, поручик ненавидяще процедил: - Стреляемся сейчас. Через платок. - Как это - через платок? - с интересом спросил Фандорин. - Я слышал про этот обычай, но, признаться, деталей не знаю. - Очень просто, - любезно сказал ему подполковник. - Противники берутся свободной рукой за два противуположных конца обычного платка. Да вот хоть мой возьмите, он чистый. - И Баранов извлек из кармана большой носовой платок в красно-белую клетку. - Берут пистолеты. Гукмасов, где твои лепажи? Есаул взял со стола продолговатый футляр, видно, приготовленный заранее, и откинул крышку. |
