Тварь сражалась со своей болью. Похоже, она не понимала, что ей нужно просто раскрыть пасть – и тогда она сможет вырвать оттуда источник своих мучений. Она прижала к морде обе передние лапы – и оторвалась от корабля. Рухнув в воду, тварь начала яростно биться головой о корпус. Но после двух‑трех ударов сообразила, что таким образом с врагом не совладать.

Весь корабль содрогнулся от этих ударов. Однако в следующую минуту тварь уже повернулась на спину и закачалась на волнах. Ее задние лапы медленно дергались, но морда смотрела в небо. А вокруг головы по воде расплывались темные облака крови.

Оберн не сомневался в том, что тварь тяжело ранена. Вот только непонятно было, как можно нанести смертельную рану такому огромному существу одним ударом кинжала. Оберн ведь не целился в какую‑то определенную точку – просто метнул нож в открытую пасть наугад. Возможно, ему случайно удалось перерезать крупный кровеносный сосуд, так что тварь захлебнулась собственной кровью.

Морское чудище еще шевелилось. Но видно было, это дается ему с трудом. Однако тварь сумела перевернуться на живот и, едва двигая лапами, поплыла прочь от корабля. Оберн поспешно перерезал лесу, не имея ни малейшего желания снова схватиться с тварью – даже теперь, когда она так ослабела.

Уродливый житель вод отплыл уже далеко от корабля, но не спешил погрузиться в воду, как сделала бы рыба. И направлялся он не в открытое море. Нет, тварь явно двигалась – хотя и все медленнее и медленнее, – в сторону далеких прибрежных рифов.

Оберн стоял на палубе, провожая взглядом странное существо и время от времени поглядывая на собственную руку, метнувшую кинжал.

– Хороший удар.

Снолли крепко сжал его плечо. Оберн повернулся к отцу.

– Это случайность. Я не понимаю, как маленький кинжал мог… – Он глубоко вздохнул. – Это случайность.

Отец похлопал его по спине.

– Но если тебе благоволит удача, не отказывайся от нее. Смотри‑ка: эта тварь еще жива, да. Возможно, ты и не нанес ей смертельной раны, но она обратилась в бегство. И не думаю, чтобы она вернулась. За такое не жалко отдать ни абордажный кинжал, ни даже меч.

Снолли показал на ножны, которые держал в руке, и Оберн понял, что в них скрывается. Он улыбнулся и покачал головой. При других обстоятельствах он пришел бы в восторг. А теперь чувствовал только опустошенность.

– Мой меч мужчины, отец? Меч из кузницы Лаксоса? Это – настоящее сокровище. – Он снова покачал головой. – Может, мне следует по‑настоящему его заслужить?

Рука отца соскользнула с его плеча и легла на рукоять оружия, висевшего на его собственном поясе.

– Воин никогда не должен оставаться безоружным. Но это хорошо, что ты не ставишь себе в заслугу достойный поступок. – Снолли вытащил из ножен свой меч, тот, который получил когда‑то, стоя в кругу воинов, признавших его равным себе. – Вложи его в ножны. Его отковал Ринбелл.

– Но…

Онемев, Оберн держал в руках отцовский меч. Работа Лаксоса считалась хорошей, такой меч вручали сыну, достигшему зрелости и совершившему нечто, достойное воина, – но работа Ринбелла была лучшей из лучших. Меч Ринбелла был бесценным даром – такая честь оказывалась крайне редко.

– Бери его, вкладывай в ножны! – приказал ему отец. – Чует моя душа, тебе еще не раз придется встречаться с такими, как это чудище, так что вооружайся как следует. Одно мне сейчас попятно: эта тварь не по‑настоящему морская, хотя я никогда о таких не слышал. Однако море хранит немало тайн. Но ты ведь и сам заметил: она не поплыла в открытое море, она направилась к берегу!

К Снолли и Оберну подошел капитан корабля.