В машине по дороге в Схипол она сказала: «Я боюсь, ты продолжаешь заниматься все тем же, когда ты сидела посреди улицы и ждала, что набежит полиция. Ты всегда находишь себе кого‑нибудь брутального и жестокого, чтобы драться и чтобы тебя лупили». – «Ты его не видела», – возражала Лисс.

Ей удалось удержать Зако на расстоянии, но сестра подолгу разговаривала с Рикке. А Майлин не надо было многого, чтобы создать нужный образ.

«Рикке наболтает что угодно, – внушала сестре Лисс. – Чего она только не сделает, чтобы переспать с ним».

Майлин больше ничего не говорила. Каждую неделю в течение осени они созванивались, но она никогда не спрашивала о Зако или о жизни, которую вела Лисс в Амстердаме. Наверное, ждала, что Лисс сама заговорит. Майлин всегда ее ждала.

«Как ты справишься, Лисс?»

*

В четверть пятого Лисс приняла душ. Она вышла, не поев. Да и еды в доме не было. Отстегнула велосипед, стоявший в углу за лестницей в подвал, и вынесла его на улицу. Пахло свежим хлебом из булочной на углу. Воздух благоухал чизкейками, берлинерами и кренделями. На секунду она остановилась и принюхалась, довольная, что ее не тянет ничего купить, что она не поддается желанию засунуть в рот что‑нибудь мягкое и сдобное.

Она немного проехала по Хаарлеммердайк, свернула к Принсенграхт. После многих дней проливного дождя воздух был еще сырой и холодный, солнце пробивалось сквозь разрывы облаков, раздвигало их, и оттуда просвечивала резкая синева. Небо менялось все время, погода становилась все лучше, и из труб домов‑лодок вдоль канала шел дым. Ее тут же охватило странное чувство вроде опьянения. Она покатила быстрее. Можно было бы здесь остановиться, остановить время, заморозить эту картинку с увядшими цветами в горшках вдоль берегов канала, светлыми облаками над головой и силуэтом церкви Вестеркерк, тянувшейся к ним. Когда‑нибудь, наверное, она будет вспоминать эту велосипедную прогулку, этот прорыв к тому, посреди чего она жила и при этом не замечала. Но трудно было представить себе, что она доживет до воспоминаний. Она уже давным‑давно решила, что создана для короткой жизни. Ей нравилось шутить над этим. Тогда Рикке называла ее меланхоликом, но это неправда, настроения сменялись слишком часто, чтобы можно было определить ее одним словом. Однако у нее был ясный образ собственной смерти. Она отправляется на дачу. Единственное место в Норвегии, по которому она скучала. В лесу, рядом с озером. Там зима. Снег очень сухой, скрипит под сапогами. Она проходит мимо камня, с которого они обычно прыгали летом. Идет по берегу вдоль замерзшего озера. Сворачивает к болоту Находит место, где можно лечь. Небо между верхушками деревьев ясное и черное, как цветное стекло. Взять и просто медленно соскользнуть в холод, который охватит ее… Эта мысль время от времени ее утешала. Она договорилась сама с собой о том, как кончит жизнь. Чувствовала легкую грусть, когда думала об этом. Но отсюда она черпала свою силу.

Она соскочила с велосипеда у Салоона, прислонила его к стене, села за столик у канала. С последнего ее визита успело перегореть несколько лампочек в вывеске.

Тоби возник откуда‑то с пустым подносом. Он наклонился и дал себя поцеловать в обе щеки.

– Время пить кофе, – оповестил он.

Она могла бы и выпить, это бы ее успокоило, но заказала двойной эспрессо и достала мобильник и пачку «Мальборо».