— Понятно. Браслет сдан в скупку за двенадцать часов до убийства. Академик будто бы очень интересовался книгой о себе. И поскольку журналист в данное время бедствует, работу потерял, Вышеславский выдал ему нечто вроде аванса. — Он сухо улыбнулся. — Под будущий шедевр.

«А дядька-то непрост!» — одновременно подумали ребята. Саша поинтересовался:

— И вы ему верите?

— Нет, — просто ответил Сергей Прокофьевич. — Но будто бы у него есть алиби.

— Будто бы?

— Проверяем. Я лично его еще не видел. Но ведь он скрыл от вас браслет, так?

— Скрыл. Хотя в плане психологии… в таком не сразу признаешься, узнав, что владелец убит.

— М-да, психология… В скупку сдал не скрываясь, под своей фамилией, до убийства. Как вы считаете: характерно для вашего деда сделать такой ценный подарок почти незнакомому человеку?

— Они много лет были знакомы. Вы поймете, прослушав кассету. Деда скрягой не был, но этими драгоценностями, кажется, дорожил.

— Когда Померанцев явился сюда впервые?

— Десятого в понедельник. Он утром позвонил, договорился с дедушкой, а приехал ближе к вечеру. Записал вот это интервью.

— Дальше.

— На следующий день во вторник. Мы с дедом гуляли, как обычно, и в нашей роще встретили Филиппа.

— Случайно встретили?

— Пожалуй, так… Кажется, дедушка удивился.

— Где вторая кассета?

— Филипп сказал, что они всего одну записали. Во вторник он скоро ушел.

— И больше у вас не бывал?

— В четверг утром я принес дедушке кофе, он звонил по ноль девять, было все время занято, и раздражался. Я вызвался помочь и узнал номер телефона Померанцева.

— А у Александра Андреевича его не было, что ли?

— Куда-то визитку журналиста засунул… потерял. В четверг тот приехал в последний раз, вечером.

— Вы были дома?

— Да. А потом с соседкой пошли купаться на речку.

— Но что-нибудь видели, слышали? Каков был характер отношений между академиком и журналистом?

— Да обычный, по-моему. Со стороны Филиппа — почтительный, со стороны дедушки — снисходительный. Я не вникал, не подслушивал.

— Ладно, допросим журналиста.

Уже в дверях майор обернулся:

— Да, насчет того эпизода, тринадцать лет назад. Все материалы засекречены.

Саша поднялся со стула, побледнев от волнения.

— Засекречены? Почему?

— Потому что мы жили в нормальной стране и дело касалось секретнейшего ученого. Я подал заявку на допуск, но пока она пройдет все инстанции… секреты утеряны, волокита осталась. — Майор вгляделся в лицо юноши. — По этому поводу не переживайте. Я имел разговор со своим коллегой, который прибыл на место происшествия — потом его отстранили, — так вот, подробностей он, конечно, не помнит, но убежден твердо: несчастный случай. А сейчас мы проведем небольшой следственный эксперимент.

Он исчез, отворилась входная дверь, голоса:

— Игорь, понятых нашел?

— Вон дожидаются.

На веранде стоял молодой человек в штатском, а на зеленой скамейке возле клумбы с табаком и ромашками покуривали Иван Павлович и Юлия: блестящая пара в джинсовых одеждах.

— Выполняем гражданский долг, — счел нужным пояснить математик, глядя на Анну; ее волнение, тревога усилились, словно она вышла на сцену, позабыв роль.

— Итак, — начал следователь, — около девяти вечера кончился ужин.