Иван Павлович рассказал.

«Загробная» находка в кабинете под настольной лампой. Страх. Сад. Шорох в траве, удаляющийся к калитке, — так казалось юноше. Он побежал в рощу, где ухала ночная птица, чернели тени под деревьями и кружили, кружили шаги — реальные или воображаемые на нервной почве… закружили до изнеможения, он выбился из сил, как вдруг заметил: в кабинете уже не горит свет.

Саша рванул к дому, кто-то спрыгнул со ступенек и, согнувшись, пробежал в сад, к лужайке… Там было светлее, месяц сиял над колодцем, и трепетал под легчайшим ветерком каштан. Он почему-то знал, что в кустах под каштаном прячется враг (там погибла мама), и заставил себя приблизиться… еще ближе, еще… уже как будто слышалось чье-то хриплое дыхание, но вдруг резанула боль и наступило беспамятство.

Когда Саша ожил на лужайке, как на дне черной чаши, в кабинете сверкала люстра и кто-то светил из окна электрическим фонариком («То был я», — пояснил математик). Свет погас, и юноша пополз по-пластунски в глубь садовых зарослей. Кто-то неразличимый во тьме, с горящим фонариком, подошел к колодцу, постоял и исчез. Саша опять провалился в яму, а очнувшись, побрел на огни соседского дома.

— Прошу извинения, Николай Алексеевич, но дело есть дело. Где вы были в вечер пятницы и в вечер субботы?

— Я не отношусь к сексу как к спорту, — усмехнулся учитель. — Я по обыкновению читал, размышлял, гулял.

— Где?

— Тут, в окрестностях.

ГЛАВА 15

Встреча с Кривошеиными происходила под девизом: «Я всегда все помню!» — безапелляционное заявление ученой ядерщицы, которая перебила первый же вопрос Ивана Павловича: «Помните ли вы…»

Этих чудаков он знал уже много лет, но поверхностно, раскланиваясь при редких встречах, всегда внутренне поеживаясь (хотя и сам не был обделен ни ростом, ни силой). Но эти двое, раздутые чудовищные младенцы, казались потомками вымершей расы исполинов. Кривошеин, киношный деятель («Я — директор фильмов»), носил имя такое русское, задушевно-знаменитое — Антон Павлович — и, как типичный подкаблучник, возбуждал неистребимую стервозность в супруге.

Хозяйка восседала на стуле (маленьком и хрупком под ней) в центре большой комнаты с тремя дверьми, в которых внезапно возникал хозяин — внезапно и бесшумно и, при всей громоздкости, грациозно, подтверждая показания жены.

— Мы пришли к назначенному часу, но позже той незнакомой семьи.

— Попозже, — деликатное эхо из средней двери.

— Но вас познакомили?

— Разумеется.

— Нас знакомили, знакомили…

— Однако та пара осталась для нас неведомой, если можно так выразиться. Ни до, ни после мы с ними не встречались и с Вышеславским о них не говорили.

— Почему?

— Как-то не пришлось… Имена Александр Андреевич назвал, конечно, но я была занята подарками. Мы подарили лошадку и коробку конфет. Помнишь, Тоша?

— Коробку и лошадку.

— Но кто такие эти незнакомцы, чем они занимались?

— По намекам, что-то связанное с вооружением… Я имею в виду мужа. Эту тему мы, естественно, не дебатировали. По всей видимости, люди не нашего круга, подавленные честью приглашения к академику.

— А ребенок?

— Отлично помню: светленький, маленький, в белой маечке и красных штанишках. Саша был одет так же, только штаны голубые.

— Синие.

— Тоша, не спорь.

— Значит, то был мальчик?

— Мальчик.

— Вы уверены?

— Абсолютно, потому что его звали Роман.