Вообще официальная точка зрения убедительна, кабы не этот чертов палец — «указующий перст» на Вечной книге.
И зачем, спрашивается — зачем убийце спустя столько лет подбрасывать такую убойную патологическую улику против себя? Или это сделал не убийца?
Посреди гостиной на табуретках стоял белый гроб, весь в цветах, покойница была усыпана белыми и алыми цветами, когда Иван Павлович в неостывшем потрясении пришел прощаться. Это происходило вечером, за день до похорон. Он склонился, поцеловал пепельно-синие губы.
Теперь с усилием, чуть ли не со страхом восстанавливались подробности: до самого подбородка мертвая была накрыта богатым покровом, кажется, с вышивкой, рук не видать… «Да, точно, я хотел прикоснуться губами к руке — преградой служили белоснежные ткани и живые цветы. (Пойдя на немыслимое кощунство — изуродовать мертвую, — извращенец не особо рисковал, никто б не заметил… и не заметил!)» У изголовья сидел старик… было ему тогда шестьдесят — точно. Однако глубокий седой старик сказал: «Не смотри на меня так, Иван». — «Как?» — «С таким ужасом. Мне есть для чего жить, мой мальчик не виноват». — «Разумеется, — подхватил математик, — как можно обвинять ребенка? Трагическая случайность!»
А сейчас, в ночи, казалось ему, будто слова старика имели глубокий подтекст, казалось, эти годы ученый искал, выслеживал, вычислял истинного убийцу, а когда это ему удалось — начался новый мстительный круг, забавы маркиза де Сада. Как эстетски красиво выразилась девочка с косами: «Смерть смотрит из сада».
Он услышал тихие далекие шаги по гравию, вдавился в тронное кресло, сжав кулаки. «Не догадался припасти оружие, но против бритвы устою». Врожденная сила взыграла в мышцах. Он услышал — наверное, сверхчеловеческим способом, — как проскрежетал ключ в замке, заскрипела лестница, простонала дверь, знакомый голос (полушепот) сказал:
— Иван Павлович, вы здесь? Никак не могу заснуть.
ГЛАВА 19
— Ты оставил Анну одну?
— Она спит как мертвая, я захлопнул дверь. — Саша улегся на узкую кровать деда у стенки, откуда ему был виден профиль математика и стол с книгой, озаренный лунными лучами. — А где ожерелье?
— Оно на мне. — Иван Павлович полуобернулся к раненому.
Саша рассмотрел жемчуг на волосатой груди и расхохотался.
— Тихо!
— Вы как педик!
— А ты зря пришел, вдруг спугнул.
— На такую грубую уловку этот дьявол не поймается! — Голос бесшабашный, лихорадочный, вообще Саша гораздо хуже выглядел, чем недавно в доме математика, — сильный жар, конечно.
Иван Павлович заговорил размеренно:
— Так давай действительно уступим ему драгоценность — может, он тогда от вас с Анной отвяжется.
— При чем здесь Анна? Разве опасность грозит ей?
— А разве ее появление в Вечере не странно, не подозрительно?
— Вы подозреваете, что она связана с убийцей?
— Не исключаю.
— Вот уж кому я доверяю — так это ей.
— Связи бывают разные. Я не говорю, что она зарезала твоего деда…
— Это невозможно, Иван Павлович. Мы ни на минуту не разлучались.
— Не горячись, я верю. И все же с какой-то целью ее заманили сюда — это факт.
— Да, может, правда, долг отдать. А человек необязательный, не явился.
— Явился. И попытался ее убить.
— Ну, разве так убивают!
— Во-первых, шанс у него был — столкнул прямо перед поездом. |