– Но ей не следовало поддаваться.

– Согласен. Но она не сумела. Ну и что мы теперь будем делать? Мы что, готовы из‑за этого покончить с самыми важными в наших жизнях взаимоотношениями? Даже если оставить в стороне нравственные аспекты и взглянуть на дело с прагматической точки зрения, ты действительно хочешь снова попытаться найти себе подходящую пару? Ходить на свидания? Боже, как это будет занудно.

– Ты, похоже, сторонник сохранения брака ради удобства.

– Ну, все браки в той или иной степени таковы. Разве тебе не приходило в голову, что отец с матерью оставались вместе просто потому, что это был путь наименьшего сопротивления.

– Но у них никогда не было ничего подобного тому, что сложилось у нас с Кэти.

– Возможно. И все же ты так и не ответил на мой вопрос. Нам, парням, реализованным в двоичном коде, нравятся простые ответы вроде «да» или «нет».

Питер некоторое время молчал.

– Ты хочешь знать, продолжаю ли я ее любить? – Он горестно вздохнул. – Честно говоря, не знаю.

– Ты не сможешь решить, как жить дальше, пока не ответишь на этот вопрос.

– Все не так просто. Второй раз я такого просто не вынесу, даже если я все еще люблю ее. С тех пор как она мне это рассказала, я ни разу толком не выспался. Я постоянно об этом думаю. Мне все напоминает об этом. Я вижу в гараже ее машину и вспоминаю, что она согласилась подбросить Ханса, вижу диван в нашей гостиной: вот где она рассказала об этом. Я слышу слова «измена» или «интрижка» по телевизору… Боже, никогда прежде не замечал, как часто люди пользуются этими словами, – и опять проклятые воспоминания. – Питер немного откинулся назад в своем кресле. – Я не могу оставить это в прошлом, пока не буду уверен, что оно никогда не повторится. Она ведь, в конце концов сделала это не один раз. Она сделала это трижды – трижды в течение нескольких месяцев, возможно, всякий раз думая, что этот‑то наверняка последний.

– Наверно, – согласился двойник. – Помнишь, как нам вырезали гланды?

– Что ты хотел сказать этим «мы», парень? Это ведь я – тот, у кого остались шрамы.

– Да какая разница. Дело‑то в том, что нам их вырезали в двадцать два года. Поздновато для такой операции. Но нас по‑прежнему мучили ангины и тонзиллиты. Наконец старый доктор Ди Майо сказал, что пора перестать лечить симптомы. Сделаем что‑нибудь с первопричиной этих болезней.

Голос Питера звучал напряженно:

– Но что, если… если… я сам виноват в том, что Кэти мне изменила? Помнишь тот ленч с Колином Годойо? Он сказал, что обманывал жену, желая показать ей, что он несчастен и ему нужна помощь.

– Ну пожалуйста, не надо, Питер. Мы ведь с тобой знаем, что это чушь собачья.

– Я считаю, что мы не вправе об этом судить.

– Как бы то ни было, я уверен, сама Кэти знает, что все это сущая ерунда.

– Надеюсь, что так.

– У вас с Кэти был прекрасный брак – это трудно отрицать. Он не прогнил изнутри – на него покусились снаружи.

– Пожалуй, так, – нехотя согласился Питер, – но я много размышлял над этим – искал хоть какой‑то намек на то, что мы сами чем‑то разрушили наше счастье.

– Ну и что, нашел? – с любопытством спросил двойник.

– Нет.

– Конечно, нет. Ты всегда старался быть хорошим мужем – и Кэти тоже была хорошей женой. Вы оба приложили много усилий, чтобы сделать ваш брак счастливым. Вы интересовались работой друг друга, поощряли взаимные мечты и надежды, свободно и открыто разговаривали обо всем.