При этом я все еще знаю лишь крохотную ее часть. Несомненно, она ничуть не проще меня самого. Что она на самом деле думает о моих родителях? О своей сестре? Молилась ли она когда‑нибудь про себя? Действительно ли ей доставляют удовольствие некоторые вещи, которые мы делаем вместе, или она только терпит их? Есть ли у нее тайные мысли, которыми она даже после стольких лет не решается поделиться со мной? Конечно, мало‑помалу мы в совместных делах обмениваемся небольшими кусочками наших душ, но проведенные вместе десятилетия позволят нам еще лучше узнать друг друга. И это порадовало бы меня больше всего на свете.

Питер нахмурился:

– Но люди меняются. Потратить тысячу лет на изучение человека – почти то же самое, что тысячу лет заниматься изучением, к примеру, города. Проходит какое‑то время, и прежняя информация полностью устаревает.

– И это замечательно, – сказал двойник, на этот раз не медля ни секунды. – Я смог бы вечно жить с Кэти и без конца узнавать о ней что‑нибудь новое.

Питер откинулся назад в своем кресле, обдумывая услышанное. Саркар воспользовался случаем и вступил в разговор:

– Но разве бессмертие не наскучит?

Двойник рассмеялся:

– Прости меня, дружище, но это одна из самых дурацких идей, о которых я когда‑либо слышал. Скучать, когда перед тобой открыта для постижения вся совокупность творения? Я не читал ни одной пьесы Аристофана, не выучил ни одного азиатского языка. Я ничего не смыслю в балете, или в лакроссе, или в метеорологии, кроме того, не умею читать ноты и играть на барабанах. – Снова смех. – Я хочу написать рассказ, сонет и песню. Да, пока что у меня получается дерьмо, но в конце концов я научусь делать это хорошо. Я хочу научиться живописи и пониманию оперного искусства, хочу по‑настоящему изучить квантовую механику, хочу прочитать все великие книги и все паршивые тоже. Мне хочется узнать о буддизме, иудаизме и адвентистах седьмого дня. Я хочу побывать в Австралии, Японии и на Галапагосских островах и отправиться в космос. Или спуститься на дно океана. Одним словом, я хочу научиться всему этому, сделать все это, прожить все это. Бессмертие скучно? Какая ерунда. Даже всей жизни Вселенной может не хватить, чтобы сделать все то, что мне хочется сделать.

Беседа Питера и Саркара с двойником была прервана звонком секретаря Саркара.

– Прошу прощения, – извинился маленький азиат, появившийся на экране видеофона, – поступил вызов по линии дальней видеосвязи, просят доктора Хобсона.

Питер удивленно пожал плечами. Саркар жестом показал ему на кресло перед видеофоном.

– Я здесь, Чин.

– Я слушаю, – сказал Питер.

Картинка на экране изменилась, теперь это была рыжеволосая женщина средних лет: Бренда Мак‑Тавиш, директор приюта для престарелых шимпанзе в Глазго.

– Ах, Питер, – возбужденно заговорила она, – я звонила вам в офис, и мне помогли вас найти.

– Привет, Бренда, – поздоровался Питер. Он внимательнее вгляделся в экран. Неужели она плакала?

– Простите, что я в таком виде, – продолжала она. – Мы только что потеряли Корнелиуса, одного из наших старейших обитателей. У него случился сердечный приступ; обычно у шимпанзе их не бывает, но его много лет использовали в исследованиях по курению. – Она укоризненно покачала головой, осуждая подобную жестокость. – Когда мы в первый раз беседовали, я, конечно, еще не знала, чем вы занимаетесь. Теперь я видела ваши телеинтервью и прочла о вашем открытии все, что писали в «Экономисте». Так или иначе, мы получили нужные вам записи. Сегодня вечером я отправлю их вам по сети.

– Вы их просмотрели? – спросил Питер.

– Угу, – кивнула она.