Выходя из машины, я заметила дрогнувшую на той стороне улицы занавеску в окне. Действительно, зачем вылезать наружу, когда можно с
удобством смотреть из дома?
Дольф провел меня мимо полицейского кордона, мимо трепещущей желтой ленты, огораживающей место происшествия. Находившийся в центре внимания дом был
одноэтажный и огорожен кирпичной стеной той же высоты, образующей закрытый двор. Даже железные кованые ворота при въезде - средиземноморский стиль. Если не
считать двора, то дом был похож на типичное пригородное домовладение. Каменная дорожка, квадратные клумбы с каменной оградой, розы. Сад был залит светом, и
каждый лист, каждый лепесток давал свою тень. Кто-то очень перебрал с наземными светильниками.
- Здесь даже фонарь не нужен, - сказала я.
Дольф покосился на меня:
- Ты здесь никогда не бывала?
Я встретила его взгляд, но не смогла понять.
- Нет, не бывала. А должна была?
Дольф, не отвечая, открыл дверь в дом. Он пошел впереди, я - за ним. Он гордится тем, что не давит на своих сотрудников, давая им возможность посмотреть,
непредвзято оценить обстановку и прийти к собственным выводам. Но даже для него такое поведение было таинственно, и мне это не нравилось.
Гостиная была узкой, но длинной, и в торце стоял телевизор с видеомагнитофоном. Копов было столько, что некуда было ногу поставить. Место убийства всегда
привлекает внимания больше, чем нужно. Честно говоря, я боюсь, что из-за этой толкотни теряется больше улик и следов, чем все эти люди могут найти. Убийство
может сделать копу карьеру, может из носящего форму сделать его детективом в штатском. Найди главную улику, главный след, блесни в критический момент - и тебя
заметят. И дело даже не только в этом. Убийство - последнее оскорбление, последнее, что ты можешь сделать другому человеку. И копы это чувствуют лучше всех
прочих.
Полицейские раздались перед Дольфом, все глаза покосились на меня. Большинство глаз было мужских, и после первого взгляда меня изучали с головы до ног.
Вы знаете, как это бывает. Когда заметишь симпатичное лицо и верхнюю часть, тут же становится интересно, так ли хороши ноги, как все остальное. И в обратную
сторону - тоже. Но любой мужчина, который начинает осматривать меня с ног и заканчивает лицом, тут же теряет в моих глазах все ранее набранные очки.
Два коротких коридора отходили от гостиной. Под прямым углом. За открытой дверью были видны устланные ковром ступени, ведущие в подвал. Копы сновали
вверх-вниз, как муравьи, волоча кусочки следов и улик в пластиковых пакетах.
Дольф повел меня в коридор, и мы оказались во второй гостиной с камином. Она была поменьше и попроще, но дальняя стена была полностью кирпичная, что
придавало комнате уютный, теплый вид. Слева в открытую дверь была видна кухня. Верхняя половина стены открывалась, как окно, и можно было работать в кухне и
разговаривать с людьми в гостиной. Такая штука была в доме моего отца.
Следующая комната была явно новой. У стен был свежепокрашенный вид, как у недавно построенных.
Левая стена состояла из стеклянной скользящей двери. Почти весь пол занимала ванна, на ее скользкой поверхности еще держались бусинки воды. Ванну
построили раньше, чем покрасили стены, - приоритет есть приоритет.
Коридор еще был не совсем закончен, даже на полу лежал пластик, по которому ходили устанавливавшие ванну рабочие. |