Ма Жун посмотрел на Цзяо Тая, почесал голову, потом уныло сказал:

— Признаюсь, ваша честь, что я немного хватил лишнего и ничего особенного не заметил. Но, может быть, у братца Цзяо есть что сказать.

— Могу только сказать, — со слабой улыбкой сказал Цзяо Тай, — что все были очень веселы, — и я тоже!

Дао Гань задумчиво теребил пальцами три длинных волоска, торчащих у него на левой щеке. Наконец он сказал:

— Я не большой любитель крепких напитков, и поскольку наставник Лань вообще не пьет, я почти все время беседовал с ним. Но это не мешало мне наблюдать за тем, что происходило вокруг. Должен сказать, ваша честь, что это был просто приятный ужин.

Судья Ди никак не отреагировал, и Дао Гань продолжил:

— Однако наставник Лань сообщил мне любопытную вещь. Когда мы заговорили об убийстве, он сказал, что Е Бинь — старый болтун, но не мерзавец; при этом он считает, что Е Дай — низкий негодяй.

— Почему? — быстро спросил судья Ди.

— Несколько лет назад, — ответил Дао Гань, — Лань обучал его боксу, но только в течение нескольких недель. Потом он отказался учить его дальше, потому что Е Дай хотел лишь научиться нескольким коварным и опасным ударам и совершенно не интересовался духовной основой этого вида спорта. Лань говорит, что Е Дай необычайно силен, но из-за гнусного характера никогда не сможет по-настоящему овладеть боевым искусством.

— Это полезная информация, — сказал судья. — Он тебе что-нибудь еще сказал?

— Нет, — ответил Дао Гань, — потому что после этого он начал показывать мне фигурки, которые он складывает из «Семи кусочков».

— «Семь кусочков»! — воскликнул удивленный судья Ди. — Но это же детская игра! Помню, как я играл в нее еще мальчишкой. Ты имеешь в виду бумажный квадрат, разрезанный на семь частей, из которых можно составлять всякие фигурки?

— Да, — засмеялся Ма Жун, — это странное увлечение старого Ланя! Он утверждает, что это нечто большее, чем детская игра, и считает, что она помогает человеку постигать сущность всего, что он видит, и способствует сосредоточению сознания!

— Он может создать практически все, что ни попросишь, — сказал Дао Гань, — причем немедленно! — Он достал из своего вместительного рукава семь кусочков картона, выложил на стол и подогнал их так, чтобы они образовали квадрат.

— Вот так нужно разрезать бумагу, — сказал он судье.

Перемешав картонки, он продолжил:

— Сначала я предложил ему изобразить Барабанную башню, и он сложил ее таким образом:

— Это было слишком просто, и я попросил сделать скачущую лошадь. Ее он также изобразил немедленно:

— Тогда я сказал: «Обвиняемый, стоящий на коленях в судебной управе», — и он создал такую фигурку:

— Я рассердился и велел изобразить пьяного стражника и танцующую девушку. Но он и с этим справился.

— Тут, — закончил Дао Гань, — я сдался!

Судья Ди присоединился к общему смеху, а затем сказал:

— Относительно моего тревожного ощущения, будто прошлой ночью что-то было неладно, то думаю, это объясняется моей болезнью.