Неурожаи продолжались. Попытки царя Бориса уменьшить людские страдания приводили к отрицательному результату. Объявленная раздача казенных денег привела к тому, что в столицу устремились тысячи бедняков из окрестных сел и деревень. Но, получив копейки, на которые ничего нельзя было купить, они умирали прямо на московских улицах. В этой ситуации царь был заинтересован в том, чтобы население столицы уменьшалось, и не препятствовал тем, кто добровольно хотел ее покинуть. Григорий знал, что путешествовать в одиночку по зимним дорогам опасно и подозрительно, поэтому стал искать себе товарищей. Как то раз, в понедельник второй недели Великого поста, на Варварском крестце он заметил незнакомого монаха, явно страдавшего от голода и холода. Григорий подошел к нему и вступил в беседу. Оказалось, что незнакомец был монахом Варлаамом из подмосковного Пафнутьево Боровского монастыря. В обители было плохо с пропитанием, и Варлаам приехал в столицу за милостыней. Григорий, показав на толпы нищих, быстро убедил нового товарища в том, что в Москве вряд ли можно что нибудь добыть. Спастись от голодной смерти можно было только на юге, например в черниговском монастыре, где последствия неурожаев не были столь сокрушительными. От себя он добавил, что стремится не к сытной жизни, славе или богатству, а лишь желает спасти свою бессмертную душу в каком нибудь отдаленном монастыре, поскольку в Чудо вом монастыре он оказался в чести у самого патриарха, «вошел в великую славу» и даже стал посещать царскую думу, где оказался в гуще земных проблем. Немало нашлось у него и завистников.
Варлаам в ответ сказал, что согласен отправиться на юг, но не в черниговский монастырь, который, по слухам, слишком беден и убог. «Что ж, – пошел навстречу Григорий, – давай пойдем в самый знаменитый монастырь – Киево Печерский. Там многие старцы спасли свои души. Потом, поживя в Киеве, пойдем во святой город Иерусалим, поклонимся гробу Господню».
Эта перспектива показалась очень заманчивой, но осторожный Варлаам заметил, что Печерский монастырь за рубежом, в другом государстве – в Литве, и без разрешения туда ехать нельзя. Григорий беспечно ответил, что после подписания перемирия между царем и польским королем все изменилось, застав нет, и можно ехать куда хочешь. Варлаам больше возражать не стал и поклялся новому другу, что не подведет его и уже завтра станет верным спутником. Договорились встретиться в Иконном ряду и тут же отправиться в дальнюю дорогу. В тот же день вечером Григорий нашел еще одного спутника. Им стал его давнишний приятель чернец Мисаил. Когда то он звался Михаилом Повадиным и служил у князя И. И. Шуйского. Но голод и эпидемии в столице заставили и его двинуться в путь, в более благодатные места.
На следующий день три монаха наняли подводу и вместе с другими беженцами тронулись в путь. Их отъезд ни у кого не вызвал подозрения. В то время по дорогам скитались толпы искателей лучшей доли. Без препятствий и приключений богомольцы добрались сначала до Волхова, потом – до Карачева и, наконец, до Новгорода Северского. Там они поселились в Преображенском монастыре и начали выяснять возможность перехода границы. Вскоре один из бывших монахов согласился стать их провожатым до Киева.
19 апреля, в самый разгар весны, путешественники пешком отправились к Стародубу. Около Лоева замка перешли границу и через некоторое время добрались до Любека. Следующим пунктом был Киев. Печерский архимандрит Елисей принял русских монахов, но посоветовал им поискать покровительства у киевского наместника князя Василия Острожского. Он был православным человеком и оказывал помощь своим заезжим единоверцам. Пришлось Григорию, Варлааму и Мисаилу ехать в Острог. Князь Василий действительно принял гостей радушно и пообещал устроить их в Дермантский монастырь. Однако любознательный Григорий вскоре узнал, что в Литве царит веротерпимость и ему вовсе необязательно быть навечно православным монахом. Можно было поступить в услужение к какому нибудь влиятельному пану или даже начать обучаться в духовном училище. |