И. Шуйского вряд ли можно было сравнить с каким либо еще царем. Даже царевич Федор Иванович, получивший корону по наследству, полностью соблюдая все обычия, венчался на царство через несколько месяцев после смерти отца. Борис же больше полугода не решался занять престол, на который был наречен по воле Земского собора. Василий решил пойти своим путем, пытаясь как можно быстрее обосноваться в царском дворце, пока не появился более молодой и подходящий кандидат. Ведь самому князю было за 50 лет, он был вдов и не имел наследников. Поэтому для него была очень призрачной перспектива основать новую династию.
Пока москвичи предавались беспробудному пьянству и наслаждались безвластием, В. И. Шуйский собрал думных людей на совещание. Перед ними он поставил вопрос о том, что следует как можно скорее избрать нового царя, поскольку король Сигизмунд мог возмутиться расправой над своими подданными и начать войну. Бывшие сподвижники и мнимые родственники Лжедмитрия решили, что лучшей кандидатуры на данный момент, чем сам В. И. Шуйский, найти трудно. Он был авторитетен и многоопытен и способен справиться с непростой ситуацией. Ведь убитого лжецаря русская знать сама признала истинным сыном царя Ивана Грозного и сама посадила на московский престол. Теперь же требовалось объяснение, почему он был свергнут и убит вместе с несколькими сотнями поляков, прибывшими в качестве гостей. Многих, вероятно, даже устраивало, что Василий стар и бездетен, поскольку в будущем это предполагало избрание более достойного и подходящего по возрасту и семейному положению человека. Поэтому вопрос о новом государе откладывать не стали, и уже 19 мая москвичам было предложено явиться на Соборную площадь для его решения. Вместе с Боярской думой, обезглавленным духовенством и представителями двора они должны были изображать представительный Земский собор. Настоящий избирательный собор с выборными представителями от городов собирать было слишком хлопотно и даже опасно. Ведь те могли привлечь бояр к ответу за то, что сначала они признали самозванца истинным царевичем и убедили в этом всю страну, а потом втихаря его убили, опять же без совета «со всей землей».
К этому сборищу князь Василий приготовился заранее. Его ближайшие сторонники убедили многих представителей посада, что только самый знатный Рюрикович достоин престола. Поэтому, когда бояре спросили собравшихся, кто достоин царской короны, то тут же раздались выкрики: «Князь Василий Шуйский! Только он может защитить православие от еретиков и страну от вероломных соседей». С этим выбором все единодушно согласились, поскольку с Шуйским уже были заранее обговорены условия его воцарения: духовенству гарантировались неприкосновенность имущества и земельных пожалований, дворянству и боярству – прежние чины и имения. Кроме того, Василий добровольно подписал Ограничительную запись, урезающую его права как самодержца. Без согласия Боярской думы он не имел права никого наказывать и казнить. После этого воодушевленные москвичи с радостными криками подхватили невысокого князя на руки и внесли в царские покои. Тот не стал ждать других доказательств своей законноизбранности и, надев корону, сел на царский престол. Затем по его приказу в города поскакали гонцы с грамотами от бояр, Марфы Нагой и его собственными, в которых рассказывалось о московских событиях. Они должны были убедить население в том, что свергнутый и убитый «царь Дмитрий» был авантюристом и еретиком, планировавшим погубить Русское государство и всех православных людей. Спасителем страны был назван князь Василий Шуйский, происходивший из древнего царского рода, отважный борец с проклятым самозванцем. За это он и был единодушно избран новым государем.
В первой царской грамоте от 19 мая Василий подробно расписал свое происхождение от римского кесаря Августа и пообещал быть милостивым и справедливым правителем: «И ныне мы, великий государь, будучи на престоле Российского царства, хотим того, чтобы православное христианство было нашим доброопасным правительством в тишине, и в покое, и в благоденстве, и поволил я, царь и великий князь всея Руси, целовать крест на том, что мне, великому государю, всякого человека, не осудя истинным судом с боярами своими, смерти не предать, вотчин, дворов и животов у братии его, у жен и детей не отнимать, если они с ним в мысли не были. |