– Его пистолет у меня. Пусть только шевельнется, я разобью ему череп рукояткой, – шепчет Иветт.

Надеюсь, он шевельнется.

Мы слышим, как Мартина, введенная в заблуждение нашей уловкой, рыщет справа от нас. Скверные из них партизаны. Не очень представляю себе, как Франсина ковыляет на своих каблучищах. Самый опасный – это Ян. Он в горах, как у себя дома, к тому же натренирован.

Выстрел!

Такое впечатление, что я ощутила ветерок от пролетевшей пули.

И тут же рядом, слишком близко, голос Мартины: «Ничего страшного! Я поскользнулась! Он сам выстрелил!», и кто‑то левее и выше меня испускает протяжный вздох.

– Мадам Реймон? – шепчет Иветт в сторону вздоха.

– Ох, а я уж думала, что померла! – с удивлением отвечает та.

Тишина. Шум ломающихся веток, как будто кто‑то падает. Летиция кричит сверху:

– Я нашла ракеты!

– Не надо привлекать внимание деревни! – кричит в ответ Ян.

– Но это будет такой красивый финал, перестрелка под вспышками салюта! – ветер искажает голос Летиции.

– Верно, – поддакивает Франсина, бродящая по склону где‑то над нами, – это будет грандиозно!

– Дуры несчастные! – ревет Кристиан. – Это просто наведет на нас жандармов, и все тут.

– Как жалко, что не хватает света для съемки! – опять ноет Летиция.

Раскат грома мешает мне расслышать ответ Яна. Недалеко вспыхивает молния. Я не успеваю мысленно сказать «раз».

– Опять гроза! – кричит Мартина, и по ее голосу мне кажется, что она боится гроз.

Гром. Молния. Эти подлые молнии заменят им ракеты! И грохот перекрывает все: мы ничего не слышим. Опять начался снегопад.

– Я не чувствую ни рук, ни ног, – говорит Жюстина. – Посплю немножко, что ли.

– Нет! Нет! Спать нельзя! Растирайтесь! – говорит Иветт.

Я тоже не чувствую своих конечностей. И правда, так хочется поспать. Отдохнуть, как дядя…

Наверное, я на несколько секунд задремала. Все тихо. Неужели наши мучители ушли? Неужели все кончилось?

– Привет честной компании!

Ян! Я поднимаю голову так резко, что сильно ударяюсь о ветку. От боли просыпаюсь окончательно.

Он подошел сзади, разумеется, он понял, где мы находимся, и обошел нас. Чувствую его дыхание на своем затылке, волосы встают дыбом. Под его «луноходами» скрипит снег.

– Иветт, бросьте пистолет, который вы и держать толком не умеете, или мне придется выстрелить в голову Элиз, что не пойдет на пользу ее дикции! – ржет он.

Глухой звук предмета, падающего в снег. Пропал наш последний шанс.

– Да они все тут, мои славные персонажики! – присвистывает он. – Отважная Компаньонка, Подстреленный Дядюшка, Красавица со Спящими Глазами и, last but not least,  Бен‑Гурионша без танка. О, я чуть не забыл… Доблестный Рыцарь. Мерзкая у него рожа, у этого Доблестного Рыцаря. Ты мне доставил массу хлопот, Филипп, – продолжает он с явным наслаждением. – Я‑то думал, что оказываю тебе услугу, избавляя тебя от этой шлюшки Сони. Она тебе наставляла рога со всеми подряд. Ты мне даже как‑то сказал: «Я бы ее убил!», но, как все слабаки, ты не способен перейти к действию. Вот в чем ты отличаешься от нас. Мы выражаемся действием. Наши слова – это поступки Мы пишем плотью по плоти.  Ох, а потом это уже никому не нужно, никто никогда не поймет.

Звук взводимого курка.

– Ну, кого пришить первым?

– Вы просто подонок! – бросает ему Иветт.

– Ой, как страшно, старая дура!

– У вас гнилая душа! – говорит Жюстина.