Он замолчал, оглядел своих гостей. Они одобрительно закивали. Рэндл повернулся к Пастырю.

— Молодой человек, я выразился достаточно ясно?

— Более чем.

— И что вы думаете по этому поводу?

Пастырь ответил после короткой паузы.

— Как назывались вина, которые вы упомянули, когда я приехал сюда?

— Бордо и бургунское.

— Так вот, сэр, у меня складывается впечатление, что вы похожи на человека, который жалуется на жизнь, держа в руках по бутылке вина. Импортного вина.

Как я уже говорил, я не силен в арифметике, но готов спорить, что вы стали богаче в сто, а то и в пятьсот раз с той поры, когда ваш отец произнес процитированные вами слова, так что мне трудно понять, на что вы жалуетесь.

Я лишь задал простой вопрос. Как соотносится Бог с вашими планами? Вы на него не ответили.

В молчании все воззрились на старика. Он же не сводил глаз с Пастыря.

— Вы хотите сказать, что из меня прет одно дерьмо, преподобный Толбот? — с обманчивой вкрадчивостью спросил он.

Пастырь ответил в том же тоне.

— Это ваши слова, мистер Рэндл, не мои.

Старик рассмеялся.

— Сообразительности у вас не отнимешь, молодой человек, приходится это признать. — Он повернулся к своим гостям. — Я не ошибся. Именно такой человек нам и нужен. Он никого не будет слушать. Во что он верит, то для него и истина. А это благо и для Бога, и для страны. — Он вновь посмотрел на Пастыря. — Правильно я излагаю, преподобный Толбот?

— Да, сэр, — последовал ответ. — Правильно.

Лимузин привез Пастыря на поле в час ночи. Вылезая из машины, он увидел, что тент уже загружен в кузов большого грузовика. Поблагодарив шофера, он зашагал к своему фургону.

Джо оставил рабочих и поспешил к нему.

— Как прошел обед?

— Превосходно.

— Беверли и Тарц ждут в фургоне. Они хотят знать, сколько отдавать денег Первой баптистской церкви.

Пастырь кивнул, открыл дверь.

— Ты тоже зайди.

Они прошли к столику, за которым Беверли и Тарц пили чай.

— Ты устало выглядишь. — Беверли встала. — Позволь мне налить тебе чашку женьшеневого чая.

Пастырь покачал головой.

— Не надо. Со мной все в порядке.

Беверли посмотрела на Джо.

— А ты выпьешь чая?

— Я предпочитаю пиво, — Джо достал банку из маленького холодильника, открыл, поднес ко рту. — В девять утра можно трогаться в путь.

— Ехать нам не надо. Мы остаемся здесь. Распорядись, чтобы утром тент установили на прежнее место.

— Но мы уже отправили тысячу долларов задатка за две следующие проповеди. Мы потеряем деньги, если не приедем туда.

Он не ответил.

— Тогда у нас нет другого выхода, — продолжила Беверли. — Мы не сможем выплатить Первой баптистской церкви половину вырученной сегодня суммы. Не сможем даже рассчитаться с рабочими за эту неделю.

— Мы им отдадим, сколько обещали, — твердо заявил Пастырь. — Мы никого не обманывали раньше, и я не склонен что-то менять.

— Пора тебе становиться практичным, Пастырь, — с жаром заспорила Беверли. — Пойми наконец, что мы должны отдавать кесарю — кесарево, а Богу — богово. Нам нужны деньги на жизнь.

Пастырь сунул руку во внутренний карман пиджака, достал конверт, бросил его на стол.