|
В конце концов они сами будут просить, чтобы их заморозили вместе с семьями, только бы не голодать! Они придут! Нужда загонит! Поверьте мне, они придут! И они пришли... VI. ВО ЛЬДАХ ГРЕНЛАНДИИ Холодный осенний ветер валил с ног. Молодой шахтер-забойщик, работавший в кардиффских шахтах, понурив голову, медленно подходил к небольшому коттеджу, видневшемуся сквозь обнаженные ветви сада. Бенджэмин Джонсон постоял у двери, глубоко вздохнул, прежде чем открыть ее, и, наконец, несмело вошел в дом. Его жена, Фредерика Джонсон, мыла у большого камина посуду. Двухлетний сын Самуэль уже спал. Фредерика вопросительно посмотрела на мужа. Джонсон, не раздеваясь, опустился на стул и тихо проговорил: - Не достал... Тарелка выскользнула из рук Фредерики и со звоном упала в лохань. Она со страхом оглянулась на ребенка, но он не проснулся. - Забастовочный комитет не имеет больше средств... В лавке не отпускают в кредит... Фредерика перестала мыть посуду, отерла руку о фартук и молча села к столу, глядя в угол, чтобы скрыть от мужа свое волнение. Джонсон медленно вынул из кармана легкого не по сезону пальто измятый номер газеты и положил на стол перед женой. - На вот, читай. И Фредерика, смахивая слезу, которая застилала ей глаза, прочитала крупное объявление: "Пять фунтов в неделю получают семьи рабочих, согласившихся проспать до весны...” Дальше шло объяснение, что такое анабиоз. Фредерика уже слыхала о нем. Агенты Гильберта уже давно вели пропаганду анабиоза среди рабочих. - Ты не сделаешь этого! - твердо сказала она. - Мы не скоты, чтобы нас замораживали! - Городские джентльмены не брезгают анабиозом! - С жиру бесятся твои джентльмены! Они нам не указ! - Послушай, Фредерика, но ведь в конце концов в этом нет ничего ни страшного, ни постыдного. Опасности для меня никакой. Я не штрейкбре-херствую, ничьих интересов не затрагиваю. - А мои, а твои собственные интересы? Ведь это же почти смерть, хотя и на время! Мы должны бороться за право на жизнь, а не отлеживаться замороженными тушами до тех пор, пока господа хозяева не соблаговолят воскресить нас! Она разгорячилась и говорила слишком громко. Маленький Самуэль проснулся, заплакал и стал просить есть. Фредерика взяла его на руки, стала укачивать. Джонсон с тоской смотрел на русую головку сына. Он так побледнел за последнее время! Побледнела и Фредерика... Ребенок уснул, и Фредерика опустилась у стола, закрыв лицо руками. Она не могла больше сдерживать слез. Бенджэмин гладил своей грубой рукой ее пушистые волосы, такие же светлые, как у сына, и ласково, как ребенка, уговаривал: - Ведь я за вас болею душой! Пойми же! Завтра Самуэль будет иметь большие кружки дымящегося молока и белый хлеб, а у тебя на столе будет хороший кусок говядины, картофель, масло, кофе... Разлучаться трудно, но ведь это только до весны! Зацветут яблони в нашем саду, и я опять буду с вами. Я встречу вас, веселых, здоровых, цветущих, как наши яблони!.. Фредерика еще раз всхлипнула и умолкла. - Спать пора, Бен... Больше они ни о чем не говорили. Но Бенджэмин знал, что она согласна. А на другой день, простившись с женой и ребенком, он уже летел на Пассажирском аэроплане в Гренландию. |
