Изменить размер шрифта - +
Но Бак никогда не забывал о том, что произошло однажды, и до конца своих дней не мог простить этого Уэйну.

– Хм хм!.. – громко откашлялся Уиллоуби, пытаясь привлечь рассеивающееся внимание наследников.

– Бак оставил четкие, хотя и достаточно специфические распоряжения о разделе своего имущества. Итак, начинаю: «Мой незаконнорожденный сын Коуди, если он пожелает возвратиться, должен быть принят на ранчо с распростертыми объятиями. Прости, что я пренебрегал тобой, сын. Я очень любил твою мать и сожалею, что не женился на ней».

Коуди возмущенно вскинул глаза.

Уиллоуби продолжал:

«Коуди я оставляю три четверти ранчо…»

– Три четверти?! Да это просто бред какой то! Отец явно был не в своем уме, раз оставил этому ублюдку три четверти моего ранчо! – яростно возопил Уэйн, вскочив с места.

– Сядь, Уэйн, – холодным, жестким голосом приказал Уиллоуби. – Я повторяю: «Коуди я оставляю три четверти ранчо, а также три четверти всех моих средств и ценных бумаг».

Коуди был ошарашен. Наверное, это какая то ошибка! Не в силах произнести ни слова, он ошалело смотрел на адвоката широко раскрытыми глазами. Может, он неправильно расслышал сказанное?

– «У моей приемной дочери Кэсси я тоже прошу прощения, – невозмутимо продолжал Уиллоуби. – Когда она обратилась ко мне за помощью, я все еще был очень зол на ее мать и поэтому не ответил на письмо. Надеюсь, что она примет мою помощь сейчас. Кэсси я оставляю четвертую часть Каменного ранчо и четверть моих средств и ценных бумаг. В случае смерти Коуди или Кэсси имущество остается их наследникам. Если ни у одного из них наследников не окажется, доля умершего остается живому. В случае же безвременной смерти обоих, при условии, что у них не будет прямых наследников, к моему великому сожалению, все имущество переходит моему старшему сыну Узину».

Это доконало Уэйна. Лицо его было ужасно. Он беззвучно открывал и закрывал рот, стараясь что то произнести, но не издал ни звука; он так и сидел, словно пригвожденный к креслу, с безобразно исказившимися чертами.

Не дожидаясь, пока он обретет дар речи, Уиллоуби продолжал:

– «Уэйну я оставляю новый дом в Додж Сити и ежегодную ренту в размере тысячи долларов. Он единственный, кто знает, почему лишен наследства. Пусть это знание преследует его до конца дней».

Пока адвокат перечислял имущество и подарки, предназначенные для Ирен и других постоянных работников Картеров, в комнате по прежнему царила напряженная тишина. Ирен получила в собственность коттедж на Каменном ранчо, в котором она жила, и небольшую сумму денег.

Закончив чтение завещания, Уиллоуби отложил документы в сторону, снял очки и в ожидании бури скрестил руки на груди.

Она последовала незамедлительно.

– Я буду настаивать! Я докажу!.. Я добьюсь, чтобы это идиотское завещание признали недействительным! – заорал Уэйн, грозя адвокату кулаком.

– Завещание не может быть оспорено, – спокойно напомнил Уиллоуби.

– Отец был сумасшедшим!

– Твой отец психически был так же здоров, как ты или я, Уэйн. У него было больное сердце, а не мозги.

– Я вкалывал на ранчо как вол! Сколько себя помню, я всегда был здесь рабом! А Коуди в это время наслаждался вольной жизнью! Я молодость свою положил на это чертово ранчо и был уверен, что стану наследником всего, да так оно и должно быть! Отец никогда не любил Коуди. Я – единственный законный сын! – Захлебнувшись собственным криком, Уэйн на секунду замолчал. Переведя дыхание, он глумливо осклабился и продолжил: – Что же касается Кэсси, то отец всегда думал, что она вырастет такой же, как и ее шлюха мать, поэтому и отослал ее отсюда при первой возможности. Со мной поступили подло, нечестно!

Кэсси застыла на месте.

Быстрый переход