С опаской понюхав налитую в бокал жидкость, я не обнаружил никакого запаха, а потому довольно смело проглотил его. Мягко скользнув в желудок, жидкость взорвалась огненным смерчем. Вытаращив глаза, я попытался выдохнуть, но удалось мне это не сразу. Рядом кто‑то крякнул, видимо ощутив прелесть преподнесенной джинном водки. Женский вскрик, свист стали и звон стекла.
Смахнув слезу, я с изумлением увидел корчащегося на полу соборовца. Царапая пальцами ковровое покрытие, он страшно хрипел и скрежетал зубами.
– Яд… – прокатилось по рядам присутствующих. Кто‑то начал сплевывать… кто‑то, с ненавистью глядя на джинна, поднял меч.
Меня пронзило леденяшим ужасом. Я повернулся к Оленьке, надеясь, что она не успела выпить отравленную водку.
– Она не отравленная, – позеленел джинн. – Я ведь пил. – И тут тело корчившегося на полу бойца застыло и начало бледнеть.
– Что за…
Миг – и там, где только что было тело, лежит лишь кучка праха да темнеет черный кристалл.
Что это означает, я сообразил первый, а сообразив, длинным кувырком подкатился к лестнице, выхватил меч и грозно проревел:
– Всем замереть! Джинн… Джинн!!!
– А…
– Водка осталась?
– Много, – ответил он.
– Тащи сюда! – приказал я. – Будем следственный эксперимент проводить.
– Батюшка сокру…
– Тихо! Ни слова. Всем стоять и не двигаться! Дышать и то не очень громко!
«Послушались. Это хорошо, – переведя дыхание, подумал я. – Это очень хорошо».
Вернулся джинн с десятилитровым стеклянным баком, полным почти под завязку.
– Будешь на раздаче, – сказал ему я. – Сейчас нальешь бокал и подашь тому, кому я скажу. Хотя постой! Давай первый сюда.
Взяв у джинна полный водки бокал, я поднял его, демонстрируя собравшимся его полноту, и произнес:
– Смотрите, сейчас я ее выпью. Она не отравленная. – Джинн часто‑часто закивал головой, подтверждая правдивость моих слов.
Зная, какая водка забористая, я заранее скривился. И выпил ее.
Вторая порция пошла немного мягче, но все равно проняла до кончиков пальцев.
– Ух… Пробирает до кишок, – усмехнулся я, возвращая бокал джинну. – Наполняй!
Он с проворством, выдающим многолетний опыт, налил водки по ободок. Ни каплей меньше, ни каплей больше.
– Оля, – внезапно охрипшим голосом произнес я. – Убери мечи… Оружие все уберите! А ты подойди и выпей.
Она понимающе улыбнулась мне и выполнила все, что я просил. Подождала минуту, прислушиваясь к ощущениям, и сообщила:
– Точно не отравленная. Хотя и гадость страшная.
– Встань рядом со мной, – разрешил я. – Если кто‑то бросится – руби не раздумывая.
Не дело это, конечно, поручать такие вещи женщине, но она в своей жизни видела сражений больше, чем я. В смысле не видела, а участвовала. Поскольку перед экраном телевизора за один вечер насмотришься столько мордобоев, что ни одному рыцарю без страха и упрека и в грезах не померещится.
– Агата!
Она выпила и заняла место по левую руку от меня, неспешно обнажив клинки.
Джинн принял опустевший бокал и наполнил его.
– Князь Торригон.
– Имперский князь, – поправил он меня.
– Заткнись и пей! – не очень вежливо заорал я. Но и меня можно понять – нервный стресс, а тут он со своим этикетом.
– Что дальше? – поинтересовался князь, осушив предложенный кубок.
– Что чувствуешь? – вопросом на вопрос ответил я. |