Ему было очень плохо.
- Если вы хотите послушать рассказ о нашем прекрасном городе, нажмите клавишу «Да», - сказал автопилот. Сенситивным устройством он оборудован не был. И это хорошо - иначе, имея на борту Микка, он просто не стал бы взлетать.
Клавишу, естественно, никто не нажал, и автопилот в молчании заложил вираж в сторону моря. Под крылом проплыл стадион. На поле гоняла мяч какая-то команда. Одна, сама с собой. Потом появилась серая, в узорах, похожих на спил дерева, полоса пляжа. Потом - море.
- Можно? - спросил Ноэль. Микк кивнул.
Ноэль совсем отодрал панель и сунул ее вниз, под ноги. Разноцветные ленты кабелей позволяли это сделать. Ага, вот у нас сам процессор - еще «ПИК 4xЕ», старина, надо же… а вот программный блок. А поступим мы… а поступим мы вот так…
- Принимай управление, - сказал он Микку.
- Уже все?
- Да. Но учти - здесь программа для истребителя, - похлопал он по эрму. - Так что делай поправку на моторчики…
- Джойстрика нет?
- Могу сделать голо.
- Давай. А педали?
- Вправо-влево? Поворотом головы. Закрываешь левый глаз и поворачиваешь голову. Ну, попробуй.
Микк попробовал. Призрачная ручка управления двигалась за рукой, и самолет послушно покачивался в такт этим движениям. Так же послушно, даже чуть торопливо он разворачивался, следуя поворотам головы.
- Отлично, - сказал Микк.
- Рутина вся на аппарате, - сказал Ноэль. - Устойчивость, курс. Твое дело - творческое.
- Так бы всегда, - сказал Микк. - Ну, что - спрямим курс?
- Нет, давай вдоль берега, - сказал Ноэль. - И еще долго - вдоль берега.
- А правда, красивый город, - сказал Микк. - Издалека особенно.
- Красивый, - сказал Ноэль. - Не плачьте, девушка.
- Я уже не плачу, - сказала Флора.
ТАТЬЯНА
Это были, наверное, самые страшные минуты - когда наверху гремели очереди, а она здесь, внизу, ничего не знала и ничего не могла сделать. Это было страшнее, чем бой с оборотнями на чешуйчатых конях и даже бой с драконом. Хотя тогда ей казалось, что самое страшное - именно это… И даже не очереди, нет - самым страшным была наступившая после тишина. Что же теперь? Она не видела никого, а ее мог видеть кто угодно - отовсюду. И Пончик - почти в обмороке и ничего не может… Это и есть паника, подумала она потом. А тогда, набросив на Пончика пропыленный чехол и ухватив наган зубами за скобу, чтобы не рыдать, полезла по стреле, по тросу, заглянула в окно - лучшей мишенью она никогда не была… Почему-то сначала она увидела только Диму - те двое, в темно-сером, не сразу попали в поле зрения. Только пробегая мимо, она поняла, что это люди, что это они стреляли… Дима лежал на спине, и из правого, залитого кровью глаза у него торчал нож.
Она сразу поняла, что он жив, что он без сознания, что от нее сейчас все зависит… И что торопиться не следует, а следует немного подумать, повспоминать и подготовиться - хотя бы морально. За без малого два месяца ошеровских боев она научилась многому. Так… снять ватник, снять рубаху, рукав долой - пригодится… долой оба рукава. Окса, миляга, ты знала, наверное, на что пойдут твои рубахи… Сразу - бинты. А вот этим - уберем кровь… Господи - глаз не вытек! Веко разрезано - зарастет! Лезвие вошло в глазницу, отодвинув глаз. |