Торонто его изводит, вот что он понял. Он переберется туда, где много свежего воздуха, где не чувствуешь себя так, будто все время задыхаешься. В своей методичной манере он составил список маленьких городков и их разнообразных достоинств, в конце концов сузив выбор до Питерборо и Алгонкин‑Бей. Он решил посетить оба, но в день прибытия в Алгонкин‑Бей увидел объявление «Музыкальному центру Троя» требуется сотрудник», и это решило дело. Когда неделю спустя он познакомился в аптеке с Эди, у него внутри вдруг словно что‑то окрепло. Эти первые проблески безмерного обожания в ее глазах заставили его почувствовать, что перед ним человек, с которым стоит разделить свою судьбу. Какой бы эта судьба ни была.

Но Эрик Фрейзер не любил думать о прошлом. Жуткие, удушающие годы в Торонто, враждебная атмосфера «Святого Варфоломея». Казалось, что из‑за какой‑то бюрократической путаницы ему подсунули ничтожную, мелкую жизнь, предназначенную для кого‑то другого, а его собственную, настоящую жизнь украли.

И всего этого можно было избежать, думал он, проезжая мимо старой станции Северной дороги но пути к Эди. Он бы в жизни не попал во все эти передряги, если бы у него тогда хватило ума залепить Джейн рот.

44

Лиз Делорм редко приходилось участвовать в операциях наблюдения. В эту среду она поняла, что мало подходит для того, чтобы часами топтаться где‑то, тем более глубокой ночью, в стылом демонстрационном зале магазина рядом с рестораном «Нью‑Йорк». Хорошо хоть, тепло, исходящее от электрообогревателя, позволяло более‑менее выносить холод.

Ресторан «Нью‑Йорк» с незапамятных времен (во всяком случае, еще задолго до Делорм) служил излюбленным местом встреч алгонкинского криминала. Никто не знал причины, но уж конечно не из‑за еды, от которой отвернулись бы даже самые мелкие воришки и закоренелые бродяги. Маклеод говаривал, что бифштексы здесь тверже эйлмерских бронежилетов. Возможно, название в честь супергорода придавало заведению определенный шик в глазах провинциальных бандитов. Крайне маловероятно, чтобы обычные алгонкинские правонарушители когда‑нибудь бывали в Нью‑Йорке или его окрестностях: города с высоким уровнем преступности привлекали их не больше, чем привлекают прочих смертных.

Масгрейв полагал, что все дело тут в двух выходах из здания. «Нью‑Йорк» – единственный ресторан в Алгонкин‑Бей, куда можно войти с сияющей огнями Мэйн‑стрит и потом раствориться во мраке Оук‑стрит. Делорм же считала, что это все из‑за гигантских безвкусно‑роскошных зеркал у одной из стен, словно удваивающих размер помещения, или из‑за красной пластмассы и позолоченных диванов вдоль стен, оставшихся здесь, должно быть, еще с пятидесятых. У Делорм была теория, что преступники во многом как дети, а потому разделяют пристрастие малышей ко всему яркому и блестящему, и, значит, для гангстера ресторан «Нью‑Йорк», от меню с золотыми кистями до запыленных канделябров, был чем‑то вроде наполненной игрушками детской.

И разумеется, «Нью‑Йорк» открыт круглосуточно. Это единственный алгонкинский ресторан, который может себе позволить сделать такое заведение – и позволяет, весьма откровенно оповещая алой неоновой надписью (приглашая или предупреждая): «”Нью‑Йорк” никогда не спит».

Каковы бы ни были причины его популярности, «Нью‑Йорк» пользуется огромным успехом среди представителей самых разных сил правопорядка. Полицейским советуют заходить сюда поесть (что они частенько и делают), чтобы бывать в обществе всех, кого они когда‑то посадили в тюрьму.