– Выпьете со мной? Всегда рад встретиться со своим собратом по бессоннице, даже если он играет за другую команду.

Ответа разобрать не удалось. Собеседник находился вне зоны досягаемости микрофона, видимо, вешал куртку.

– Вы, парни, что же – всегда одеваетесь как северные шаманы, когда не на дежурстве?

– Ларри, – ледяным голосом бросил Масгрейв, – исправь эту долбаную камеру. Теряем главное.

Господи, молила Делорм. Скорее бы с этим покончить.

– Что вы пьете? – раздался в динамиках голос Дайсона. – «Ширли‑Темпл» или еще что‑нибудь?

Масгрейв змеей развернулся к Делорм:

– Кто это? Это что – Адонис Дайсон? Я думал, вы скормили пилюлю Кардиналу?

Делорм пожала плечами. Внутри у нее разливалась смесь облегчения и грусти.

– Кардиналу я скормила одну дату. Дайсону – другую.

– У вас что‑нибудь для меня есть? – спросил Дайсон на затемненном экране.

Послышался шорох бумаги.

– Вкладывай с умом. Лично я предпочитаю индексные инвестиционные фонды.

– Меня ждет такси. Так что перейду сразу к насущному.

– Чего боишься? Разве не слыхал, что у меня сейчас иммунитет? Удивительные штуки может проделывать постановление суда. Закон – отличная вещь, когда он работает.

– Уже поздно, а меня ждет такси.

– Садись. И без фокусов. Я уже говорил – мне, черт тебя дери, нужен полный отчет. Я тебе плачу не за какие‑то крохи.

– Лошадники намечают против вас операцию, на двадцать четвертое. Без фокусов. Двадцать четвертого. Вот и все, что вам надо знать.

– Вот она, ядовитая пилюля, – тихо сказала Делорм. – Двадцать четвертого. Это число я назвала только Дайсону.

– И на этот раз не стоит выносить все подчистую, – продолжал Дайсон. – Оставьте им что‑нибудь на поживу и пару своих ребят – тоже. Я понимаю, у вас девять жизней, но и вы и я уже живем десятую, и если они меня вычислят, нам кранты.

Масгрейв скомандовал в микрофон:

– Вперед. Закрыть выходы. – И, обращаясь к Делорм: – Берем его, сестричка.

Масгрейв ворвался с переднего входа, Делорм – с заднего, каждый – в сопровождении двух полицейских. Масгрейв взял Корбетта, а Делорм занялась Дайсоном.

– На самом деле, – рассказывала потом Делорм, – все прошло гладко, словно перевод денег из банка в банк. Корбетт не оказал никакого сопротивления, только несколько раз ругнулся.

Вероятно, Дайсон все время ожидал такого конца. Он положил согнутые руки на стойку и уткнулся в них головой, приняв освященную традицией позу меланхолического пьяницы.

– Сержант, не могли бы вы завести руки назад? – Делорм незачем было вынимать пистолет, об этом позаботились полицейские за ее спиной. – Сержант Дайсон, – повторила она громче, – я требую, чтобы вы завели руки за спину. Мне нужно надеть на вас наручники.

Дайсон сел прямо, мертвенно‑бледный, и завел руки назад.

– Мне жаль, Лиз, если мои слова для вас что‑нибудь значат.

– Вы арестованы по обвинению в нарушении служебного долга, недопустимом для официального лица поведении, противодействии правосудию и взяточничестве. Мне тоже очень жаль. В Коронном суде мне сообщили, что могут последовать и другие обвинения.

Она говорила как хорошо подготовленная современная сотрудница полиции, лозунг которой – «Не вздумайте со мной шутить». Но на самом деле мысли ее сейчас были далеко и от суда, и от всех этих обвинений, и от Адониса Дайсона. Все время, пока Лиз Делорм четко, словно по учебнику, осуществляла арест своего начальника, она думала о его неуклюжей дочке, которую видела тогда возле его дома, и о ведьме, окликавшей девочку.