Но на самом деле мысли ее сейчас были далеко и от суда, и от всех этих обвинений, и от Адониса Дайсона. Все время, пока Лиз Делорм четко, словно по учебнику, осуществляла арест своего начальника, она думала о его неуклюжей дочке, которую видела тогда возле его дома, и о ведьме, окликавшей девочку.
45
Было полчетвертого утра, когда Кардинал прикрепил фотографии на полку над стереосистемой, из которой доносилась сюита Баха. Сам он не был поклонником классики, а вот Кэтрин Баха обожала. Он слушал любимую музыку жены, и в доме было как‑то не так одиноко. Создавалось впечатление, что если войдешь в гостиную, то увидишь там Кэтрин, уютно устроившуюся на диване с очередным детективом.
Кэти Пайн, Билли Лабелль и Тодд Карри глядели на него с другого конца комнаты, точно юные присяжные, признавшие его виновным. Кийт Лондон, который мог быть еще жив, от голосования воздержался, но Кардинал почти физически слышал его крик о помощи и то, как парень проклинает его за неумелость.
Между всеми четырьмя жертвам должна существовать какая‑то связь. Кардинал не верил, что убийца выбирал добычу совсем уж случайно. Должна быть нить, пусть и тоненькая, которая объединяла бы все жертвы. Потом она окажется очевидной, и он будет костерить себя за то, что не понял этого раньше. Где‑то она кроется: в этих папках, в фотографиях с мест преступления, в отчетах экспертов, может быть – в случайно оброненной фразе или слове, в чем‑то таком, чему все это время не придавали значения.
По Мадонна‑роуд пробиралась машина, рокот мотора заглушали сугробы. Вскоре на крыльце раздался звук шагов.
– Что ты здесь делаешь?
На пороге стояла Лиз Делорм, капли дождя сверкали в волосах, щеки порозовели. Голос дрожал от возбуждения.
– Время неприличное, я понимаю, я проезжала мимо, вижу – у тебя свет, и решила тебе рассказать, что случилось.
– Проезжала мимо по пути домой? – Мадонна‑роуд в трех милях от ее обычного маршрута. Кардинал придержал дверь, дав ей войти.
– Кардинал, ты не поверишь. Знаешь про дело Корбетта?
Делорм сидела на диване, и руки у нее летали во всевозможных направлениях, пока она рассказывала Кардиналу все, от первой беседы с Масгрейвом до недавнего зрелища – Дайсон с головой, лежащей на стойке, как на плахе.
Кардинал, подавшись вперед, сидел в кресле у дровяной печи, и внутри у него страх мешался с облегчением. Он слушал, как она в общих чертах описывала подозрения Масгрейва, двуличие Дайсона, ее собственные сомнения, когда она обнаружила квартиру во Флориде, квитанцию на покупку яхты.
– Провела у меня обыск без ордера, – прокомментировал Кардинал, изо всех сил стараясь говорить с прежней интонацией.
Она не обратила внимания, маленькие руки двигались в луче света, акцент стал заметнее, чем всегда.
– Для меня самым худшим моментом было, – она приложила ладонь к сердцу, что подчеркнуло ее маленькую круглую грудь, – абсолютно самым худшим моментом было, когда я нашла эту квитанцию на яхту.
– И чья же это была квитанция? – осведомился Кардинал с холодком, которого сам не ощутил. Бесстыдно, как вор‑профессионал, Делорм тут же проследовала к его шкафчику с папками. Нагнувшись, открыла ящик, и вот бледные пальцы уже начали перебирать бумаги. Кардинал был в достаточной степени гражданином, чтобы ощутить негодование при виде этого вторжения в частную жизнь, в достаточной мере полицейским, чтобы восхититься ее ловкостью, и в достаточной мере мужчиной, чтобы (он отметил это с неудовольствием) увидеть в этих движениях пальцев даже что‑то отчасти эротическое.
Делорм вынула квитанцию: «крис‑крафт», прогулочный катер с каютой, одна штука, пятьдесят тысяч долларов.
– Когда я увидела дату, у меня сердце оборвалось. |