Каковы бы ни были причины его популярности, «Нью‑Йорк» пользуется огромным успехом среди представителей самых разных сил правопорядка. Полицейским советуют заходить сюда поесть (что они частенько и делают), чтобы бывать в обществе всех, кого они когда‑то посадили в тюрьму. Иногда стороны болтают друг с другом, иногда просто кивают друг другу, иногда обмениваются холодными взглядами. Понятно, что в таком месте смышленый полицейский может подслушать полезные сведения.
– Нельзя было выбрать место лучше, – одобрил Масгрейв. – Если тебя кто и заметит, легко объяснить, как ты оказался в компании этого мерзавца Корбетта. Да и вряд ли их кто увидит в среду, ночью, в такую холодину.
Когда‑то рядом с рестораном «Нью‑Йорк» был магазин белья, но он пустовал уже полгода, и владелец помещения – банк – охотно предоставил Королевской полиции ключ. Для прикрытия бурной деятельности витрину завесили объявлением «Скоро открываемся!». Внутри было темно, если не считать огоньков на креплениях электронной аппаратуры. Делорм сидела в сумраке вместе с Масгрейвом и двумя сотрудниками Королевской полиции в рабочих комбинезонах. Сотрудники эти (возможно, выполняя приказ) не говорили ей ни слова. «Строители» находились на месте с середины дня, Делорм прибыла в девять вечера, войдя через задний вестибюль, который магазин делил со свечной лавкой. В воздухе стоял приятный аромат воска и опилок.
На черно‑белом мониторе с широким углом обзора был виден почти весь бар. Делорм указала на экран:
– А камера подвижная?
– Корбетт сказал, что будет в баре. Нашему Кардиналу было бы очень трудно объяснить, почему это он сидит за одним столиком с канадским фальшивомонетчиком номер один. В баре – другое дело, мало ли кто окажется твоим соседом.
– Да, но если…
– Камера на шарнире, мы отсюда можем ее двигать джойстиком. Знаете, мы этим и раньше занимались, так что не беспокойтесь.
Вот ведь какая обидчивая скотина, чуть не сказала Делорм. Но вместо этого подошла к закрытой витрине и посмотрела на улицу сквозь дырочку, аккуратно проделанную в точке восклицательного знака после слова «открываемся». Она знала, что он войдет сзади, с Оук‑стрит, если вообще явится, но ей не хотелось видеть перед собой пустой, ожидающий посетителей бар и спины хмурых коллег, хотелось поглядеть на что‑нибудь другое. Смотровое отверстие мало что позволяло разглядеть. Раскисший снег на Мэйн‑стрит – по щиколотку. Тротуары – сухие, благодаря нагревателям, работающим на благо владельцев магазинов. На той стороне улицы – бывший кинотеатр, а ныне – галерея, зазывающая на выставку «Истинный Север», где будут представлены акварели современных канадских художников, вас также ждет моцартовский вечер, играет симфонический оркестр Алгонкин‑Бей. Синоптики предсказывали снег, но с неба сеялась лишь легкая морось.
Прохожих не видно. Да и откуда бы им взяться, сейчас без десяти два ночи. Не приходи, мысленно уговаривала Делорм. Передумай, останься дома. Меньше трех часов назад звонил из Флориды сержант Лайгуа и подтвердил ее худшие опасения. С тех пор у нее душа была не на месте. Одно дело – заковать в наручники кого‑то, кто предал Полицейское управление и налогоплательщиков, продавшись криминалитету, другое дело – разрушить жизнь того, с кем работаешь каждый день, живого, а не какого‑то абстрактного человека. Даже когда она загнала в угол мэра (теперь всем известно, что он предал свой город, и его длительный тюремный срок вполне объясним), даже тогда у нее было такое же «нарастание раскаяния». Когда пришло время сажать его в тюрьму, она могла думать только о нечаянных жертвах ее операции – жене и дочери мэра. Побочный ущерб, так она это называла. Я – пилот, выполняющий задание, я верю в истину и выполняю приказы, чего бы это ни стоило. |