— Действующее вещество называется хиталофтор, — продолжила Ритика Базаль. — Однако я называю этот препарат милосердным антибиотиком.

— Милосердным? — удивился я. — Это торговое наименование?

— Нет, временное, — усмехнулась она. — Хотя другие сотрудники лаборатории часто называют его пацифистом-убийцей.

— Да уж, интересные у вас в Индии названия, — усмехнулся я. — Так в чём суть этого инновационного препарата? Чем он отличается от уже существующих антибиотиков широкого спектра действия?

— Как вы уже могли понять из придуманных нами названий, доктор Кацураги, мой препарат не убивает бактерии, — заявила она.

— То есть? — не понял я. — Но ведь убийство бактерий — это главная функция любого антибиотика.

— Верно, — кивнула она. — Бактерии будут умирать, но он будет участвовать в этом не напрямую. Мой препарат воздействует на вирулентность бактерий, то есть на их способность поражать органы и размножаться. Другими словами, он обезоруживает микроорганизмы. А когда те остаются без защиты, их уничтожает иммунитет человека.

— Невероятно! — искренне удивился я. — Если этот препарат действительно будет так работать, он решит огромное количество проблем. Я восхищён, профессор Банзаль.

— Вижу, вы уже поняли, что я имею в виду, доктор Кацураги? — она хитро прищурила глаза. — Никакого дисбактериоза. Собственные бактерии организма не будут умирать.

— А также большинство бактерий, скорее всего, не смогут создать контрмеры и обрести резистентность, — подметил я. — Поскольку сам антибиотик не служит причиной их смерти.

— Суть вы уловили, доктор Кацураги. Может быть, пройдём в лабораторию? — предложила она. — Я покажу вам сам процесс его изготовления. Так вам будет проще понять механизм действия.

Профессор Ритика Банзаль провела меня через несколько коридоров до самой лаборатории. Я отметил, что этот отдел достаточно хорошо защищён. Несколько уровней охраны, отличная вентиляция, герметичные двери. Индийский филиал «Ямамото-Фарм» не даёт в себе разочароваться.

Однако, когда я прошёл мимо стеклянных стен, за которыми химики работали непосредственно с реагентами, кое-что привлекло моё внимание куда больше, чем сам антибиотик.

— Итак, доктор Кацураги, в основе препарата лежит… — профессор осеклась. — Доктор Кацураги, вы меня слушаете?

— С вашим сотрудником что-то не так, — сказал я, указав на мужчину за стеклом.

— Что вы имеете в виду? — не поняла профессор.

— Мне не нравится цвет его кожи.

А ещё мне не нравится, что впервые за несколько дней «анализ» вновь дал о себе знать.

Глава 10

— Цвет кожи? — переспросила Ритика Банзаль. — А что вас смущает?

— Посмотрите внимательно, — я указал на одного из химиков. — Не подумайте, что я с непривычки неправильно расценил смуглость индийской кожи. Ощущение, что она окрашивается в сероватый цвет, вам не кажется?

Профессор, нахмурившись, посмотрела через стекло на коллегу. Он заметил, что мы наблюдаем за ним, удивлённо взглянул на нас с Ритикой, а затем исполнил немое «намасте», решив, что мы просто хотим поздороваться.

— Взгляд болезненный. Я точно могу сказать, что он плохо себя чувствует, но продолжает работать, — сказал я.

— Вижу, доктор Кацураги, — кивнула профессор. — Вы правы. Действительно, кожа сероватая. Ох уж этот Бахадур Шахал! Он ведь постоянно отпрашивается на перерывы. Я думала, что он просто отлынивает.

— Нет, похоже, ему действительно плохо, но он сам пока этого не понял, — объяснил я.