|
Скарнес, разумеется, имел со всего этого большие доходы.
– И где же они? Вы можете мне это сказать?
– Нет. Но вы жили неплохо, разве не так?
– Мы жили нормально. Не более того. Все это для меня – большая новость!
– А вот ваш нынешний муж знает обо всем этом с восемьдесят четвертого года.
Она обернулась к Лангеланду:
– Это правда, Йенс? Ты знал и не сказал мне ни слова?
– Я хотел оградить тебя от всего этого, Вибекка. К тому же все это не доказано.
– Все равно…
– Это дело было построено на совершенно пустых домыслах…
У нее в глазах стояли слезы, губы дрожали.
– Я не могу в это поверить! Ты столько лет скрывал это от меня, Йенс! Как ты мог?
Они смотрели друг на друга, и в их взглядах ясно читалось растущее отчуждение.
– Наверное, есть еще кое‑что, чего вы друг другу так и не рассказали, – прервал я их затянувшуюся молчаливую дуэль. Они оба разом повернулись ко мне. – О том, что произошло в семьдесят четвертом году, например.
И тут уж я полностью завладел их вниманием.
51
– А теперь вы о чем, Веум? – раздраженно перебил меня Лангеланд. – Вам не кажется, что вы и так уже наговорили достаточно ерунды?
– Почему ерунды? Все, чего я хочу, – чтобы люди перестали врать. И чтобы перестали брать на себя вину за чужие преступления.
Я взглянул Вибекке в глаза.
– Я имею в виду то, что вы с Лангеландом сделали в тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году, но я также вынужден напомнить вам, что рассказал мне Ян‑малыш, когда я беседовал с ним в кабинете ленсмана в Фёрде, о том дне, когда был убит Свейн Скарнес.
Лангеланд встал:
– Веум! Думаю, вам лучше уйти!
Я остался сидеть. Вибекке тоже. Она протянула руку по направлению к мужу и сказала слегка дрожащим голосом:
– Нет… Йенс. Я хочу его выслушать.
Лангеланд остался стоять.
Я сказал:
– Но он же рассказал вам об этом, когда вернулся из Фёрде, разве нет? Мне он, во всяком случае, заявил, что это достаточный повод для пересмотра дела. Вашего дела.
– Да, но я сказала… Что я уже не помню всех деталей… А Ян‑малыш мог и ошибиться.
– Это, вероятно, была не вся правда? – спросил я осторожно.
Она помедлила, а потом сказала еле слышно:
– Не вся.
– Что? – Теперь настала очередь Лангеланда поражаться. Не сводя с жены изумленного взгляда, он тяжело опустился обратно на свой стул. – Но ты же все это время…
– Ты сам настоял, чтобы я призналась, Йенс. Ты сказал, что я смогу надеяться на смягчение приговора, если мы убедим суд в том, что это было непреднамеренное убийство.
– И ты это сделала! Боже мой, я же не думал, что это будет признание в том, чего ты никогда не совершала!
Она проглотила комок в горле, а потом заговорила снова, тщательно подбирая слова, медленно и четко:
– Напомните… что сказал Ян‑малыш?
– Это было так давно, что точно процитировать его я не смогу, но основной смысл был такой: он был дома один с отцом, вашим тогдашним мужем. Приемным отцом. Сам он сидел в комнате и играл паровозиком. Потом он услышал, как в дверь позвонили и ваш муж пошел открывать. И тут до него донеслись крики – ссорились приемный отец и еще какой‑то мужчина. Мужчина, заметьте. После этого все стихло. Чуть позже он вышел в прихожую и… Сам ли он первым обнаружил тело или все же вы вернулись домой и увидели, что произошло, – я так и не узнал. Я не помню, чтобы он мне об этом рассказывал. |