Я воззрился на Лангеланда.

– Что, так и было?

Он поднял лицо, на котором застыла маска напускного безразличия.

– Какое это имеет значение? Это что, вас касается? Полагаю, вы появились тут так внезапно и без приглашения не для того, чтобы копаться в нашей личной жизни.

– Нет, конечно. Причина моего появления тут… Как вы его называете? Ян‑малыш?

– Для меня он никогда никем другим не станет, – ответила Вибекке. – Это только в Сунне‑фьорде его начали называть по‑другому.

– Вы с ним встречались?

Она удивленно посмотрела на меня:

– Что вы имеете в виду?

– Я хотел сказать – встречались после семьдесят четвертого года?

Она медленно покачала головой, как будто разговаривала с младенцем.

– Нет. Ни разу. Вы должны понять… После всего, что произошло тогда, я попала в тюрьму, Веум, не забывайте об этом! И если бы не Йенс… – Ее лицо внезапно исказилось, сейчас на нем было написано отчаяние.

– Так значит… – начал я.

– Веум! – Лангеланд выпрямился на своем стуле, потеряв терпение. – Какого черта вы прицепились? Вы же слышали, что она не видела мальчика с тех пор, как ему было шесть с половиной лет. Все, что произошло после, – для нее лишь чужая история.

Я задумчиво взглянул на него.

– Дело в том, Лангеланд, что следы нынешнего дела уходят в прошлое. Далеко в прошлое.

– Какого дела?

– Вы знаете, что его сейчас разыскивает полиция?

Вибекке испуганно подняла глаза на мужа. Он коротко кивнул ей и снова перевел взгляд на меня:

– И что там такое?

– Он подозревается в совершении убийства, на этот раз тут, в городе.

– Убийства? – почти прошептала Вибекке. – Кого он?…

– Человека, которого звали Терье Хаммерстен. Вам это имя ни о чем не говорит?

Она покачала головой:

– Нет! Кто он?

На лестнице раздалось дребезжание посуды, и наш разговор прервала Лин, вошедшая с подносом, полным чайных чашек и ложечек на блюдцах, с чайником элегантной формы, сахаром в вазочке и тарелочкой с ломтиками лимона. Вибекке, как по мановению волшебной палочки превратившись в образцовую хозяйку, помогла Лин расставить чашки с блюдцами, предложила мне сахар и лимон и сказала Лин, после того как та разлила чай, чтобы она – спасибо большое, больше ничего не надо – оставила нас одних.

Когда Лин ушла, я повернулся к Лангеланду.

– Но вы‑то  помните Терье Хаммерстена?

– Конечно, помню. Но мы ведь так и не доказали его причастность к делам, которые были связаны с Яном‑малышом.

– Да, к сожалению, не вышло.

– Без сомнения, оттого, что никакой связи и не было.

– Вы в этом убеждены?

Он вопросительно уставился на меня:

– А вы разве нет?

Я выдержал его взгляд и спросил в свою очередь:

– Вы с ним встречались хоть раз?

– Лицом к лицу – нет. Я однажды присутствовал на допросе Хаммерстена в полиции, за зеркальным стеклом. Это был самый близкий мой с ним контакт. По закону, его вообще не имели права вызывать в полицию – из‑за проклятого алиби.

– Так вот, теперь он убит, и, судя по всему, убил его Ян Эгиль. Он с вами не связывался?

– Ян Эгиль? Нет. – Он решительно покачал головой.

– Когда вы с ним разговаривали в последний раз?

– Видите ли… Я навещал регулярно. Потому что ему было очень важно с кем‑то общаться помимо заключенных.