Тогда Творимир сжал голову, медленно осел на колени, прохрипел:

– Что это?.. Откуда это наваждение?.. Как мне бежать отсюда?!.. Ну же ответьте!.. Кто–нибудь – ответьте!!!

И тут две сильные руки обхватили его сзади, сжали за ребра. Руки показались жгучими, тяжело было дышать. В глазах Творимира потемнело.

Он, думая, что это либо Бриген Марк, либо какое–нибудь чудище, из всех рванулся вперед, прохрипел исступленно:

– Выпусти!.. Ты, сволочь, гадина! Выпусти!

Руки разжали – он повалился на окровавленную землю. Вот уже вскочил, а знакомый голос приветливо окликнул:

– Да что с тобой, любимый?..

– Любава?! – он резко обернулся.

Она постарела. Прибавила весу, на лице появились морщины, но все же Любава по–прежнему была красивой, и, видно, очень гордилась, козыряла этой красотой. Высокая, сильная физически, одетая в мужицкие штаны и широкую рубаху, подошла, полошила полную руку ему на плечо.

– Это ты после вчерашнего?

– А что было вчера? – Творимир затрясся, и зашептал совсем уж жалобно. – Выпусти меня… Молю…

– Да как же я тебя выпущу, после всего?

– Выпусти меня из этого безумия… – по щеке Творимира покатилась слеза. – …За что мне такое наказание…

– Да – наверное, это у тебя после вчерашнего. Вчера яростный бой кипел! С рассвета и до заката. Сорок тысяч наших воинов зарублено! Но мы выбили ворота, теперь осталось совсем немного и город будет наш…

– Подожди, подожди… – Творимир пристально вглядывался в ее глаза. – Что это за город…

– У, они, гады – Любава погрозила городу кулаком. – До чего тебя довели! Тебе отдых нужен, но в тоже время – отдыхать никак нельзя! Скоро грянет решительный, последний бой!.. Это город Гробополь, и вот уже восемь лет как мы его осаждаем…

– Восемь лет! – в ужасе прокричал Творимир. – Чего же ради?!

– Бедный… Ради Гроба Весны, конечно… Ух, ну и зададим мы этим гнидам!

– А что между нами?! – стенал Творимир.

– Мы помолвлены! Я уже жду от тебя ребенка, и надеюсь, что это будет мальчик. Воспитаем из него воина–героя, полного ненависти к врагам…

Творимир трясся, вот схватил Любаву за плечи, встряхнул:

– Ты – дьяволица!.. Это ты создала Гробополь! Восемь лет жизни потеряно?!.. Нет – не верю!..

– Так взгляни на себя!

Любава выхватила небольшое зеркальце и поднесло к лицу Творимира. И он увидел испещренное шрамами, потемневшее от гари лицо. Глаза холодные, злые – видно, что человек этот привык к убийствам.

Творимир повернулся и побежал. И теперь он вспоминал, что действительно были сотни кровавых схваток. Почти каждый день он ходил на штурм, терял товарищей, напивался, иногда виделся с Любавой. Любава ему не нравилась, но в этой страшной жизни, она одна говорила, что любит его, и он как утопающий цеплялся за нее.

…Долго–долго бежал по лагерю. Вот и ворота. На его счастье въезжал какой–то обоз – Творимир проскочил. Сзади заорали, вот свистнули стрелы. Одна огненным жалом впилась Творимиру в руку. Он не чувствовал физической боли, но все бежал и напряженно думал:

«Неужели действительно восемь лет пролетело в бойне?.. Нет! Не верь! Это наваждение!.. Но вот они – сонмы воспоминаний: однообразных, кровавых, злых. Просто вчера был особо тяжкий бой – ты получил удар по голове. Когда вернулся в лагерь – от усталости едва на ногах стоял. Но ты не мог заснуть, упился до поросячьего визга, а, когда очнулся – вышло помутненье… Но то прежнее воспоминанье: как я выбежал на поле, и этот город вырос на мне – ведь так отчетливо помню.