С немалым трудом представил поле: среди колышущихся травных волн возвышался холм, а неподалеку блистала под ясным небом широкая река. И ничего не изменилось! По–прежнему вопили, убивали, и все перемешивалось в адской, хаотичной круговерти…

От пятитысячного отряда уцелела едва ли треть, но эта треть пробилась–таки к воротам. Ясно, что здесь сопротивление достигло наивысшего предела. Каждый шаг обильно кропился кровью.

– Я должен жить… я должен жить… – бесконечно повторял Творимир, и, подхватив чей–то клинок, продолжал прорубаться.

И вдруг, в кровавом месиве, перед ним выросло его же, Творимирово лицо! И этот Творимир был одним из защитников города!

Лишь мгновенье длилось замешательство, и в это мгновенье клинок вспорол Творимира. Разрывая кишки, живот, печень, пылающая сталь рванула вверх.

– ЖИТЬ! – страстно взмолился Творимир, и потянулся за клинком.

Дрожащими руками ухватился за лезвие, но этим лишь распорол ладони. Клинок еще раз рванул – затрещали ребра – в глазах зачернело – «ЖИТЬ!!!» – последняя страстная мысль–вопль–жажда.

* * * 

От неожиданного перехода заломило в висках, и он, стеная, рухнул на колени.

Две волны воспоминаний смешивались, бились с исступлением не меньшим, чем окружающие воины.

Да – он был Творимиром, начальником пяти тысяч, супругом Любавы и сына Волода (нынче уже мертвых), он тридцать лет осаждал Гробополь. Но он же был и другим Творимиром. Этот Творимир в самом начале бежал в Гробополь, так как знал – правда на стороне «разбойников» (а на самом то деле – честных людей). Здесь, в Гробополе, жила его мать, но, почему–то (он и не знал, почему) - за все эти годы, он ни разу не навестил ее, а если и встречал – то это были случайные, в несколько мгновений укладывающиеся встречи…

– Прости… – прошептал этот новый Творимир – защитник города.

Рядом оказался один его знакомый – раненый, истекающий кровью. Этого знакомого клонило к земле, и он, чтобы не упасть, вцепился Творимиру в плечо. Кровавой пеной захрипел:

– Все – кончено наше дело. Они ворота захватили. Сейчас откроют.

– Быть может, нам еще удастся уйти! – крикнул Творимир, и потащил раненого за собой.

А позади протяжно заскрипели многие годы простоявшие закрытыми врата. Уже слышались крики царских отрядов: «УРА!», но, среди этого гула, отчетливо прозвучал голос Бригена Марка:

– А вот и Творимир – мертвый. Вынесите его отсюда. Завтра устроим ему пышные похороны…

А Творимир–защитник впихнулся на маленькую улочку, и тут понял, что его знакомый тоже мертв. Он оставил его, и, что было сил, помчался по лабиринту улочек… Он приговаривал:

– Еще давно, когда я только попал в этот город – моя мама была старушкой. И сейчас – ты знаешь это! – она мертва. Есть ли толк просить у мертвых прощенья? Слышат ли они?.. Но найти бы могилку…

Он и не знал, где эту могилку искать, и вскоре понял, что окончательно запутался. Блики пламени укрылись в отдалении, а здесь было очень тихо. Глянул вверх – среди редких облачков примостилась одноглазая Луна; тихо переливались почти земные созвездия…

Вдруг на Творимира ливанула световая колонна, обдал приветливый женский голос:

– А, вернулся, все–таки. Ну, проходи…

– Любава! – громко крикнул Творимир.

И оказалось, что он стоит возле того затерявшегося в лабиринте улочек домика, от которого бежал тридцать лет назад.

Любава совсем не постарела, и была очень привлекательна. Одной рукой она уперлась в бок, а другую – уложила на дверную перекладину.