А вот не мог перестать. Раньше оно сидело себе внутри и сидело. Мешало, но не очень. Так, терпимо. Тогда еще нужно было что-то делать срочно, куда-то бежать, что-то решать. И, не дай, Бог, не сделать хуже! Инна и Славик пусть только держатся. А я для них в лепешку. А теперь осталось только ждать. Всё, сами расшиблись и расшибли всех, кого могли. Вот чем эта девчонка виновата?
— Перестань…
А не мог перестать. Теперь, когда поговорил с Ингмаром, а Ингмарвелел ждать, когда оказалось, что и заняться-то нечем. И оно клокотало. Поэтому перестать не получилось. Хотя в чем она-то…?
…Вот. Читай. Выбирай. Любого из троих. Всё равно им не жить. Так зачем добру пропадать? А так хоть польза… Цинично. А тогда даже и намека осознания не проблеснуло в мыслях насчет какого-то там цинизма. Три досье. Фотографии, любительские, скверным "Полароидом" — Виталий Захаров, Николай Иванько, Алина Ковалева.
Вскрик. Во вскрике тихий ужас. Да, Пантерка, это ты. На фото — бежишь через дорогу, шубка разлетается полами… Так ты сюда и попала.
— Значит, это я… это меня?!
… Нет другого выхода — нет другого выхода — нет…
— Нет, Ин, всё в порядке.
— Простыл, что ли? Голос у тебя хриплый.
— Да. Вроде того. Но ты не волнуйся. Как Славик? Всего два приступа сегодня… Помогает травка… А у тебя как? Ин? Держимся. Да. Мы оба будем держаться. А что нам остается.
— Но как же я?!
…Никто тогда не сказал, что придется этой смертнице в глаза заглядывать. Никто не предупредил, что придется всё про девушку узнать — и про эти ее археологички, и про пыль, и про то, что река утром — прозрачная глубокая зелень, в которой снуют рыбешки. А дома Славка, от которого осталась бледная худенькая тень. У Инки коричневые густые синяки под глазами. Она сидит на кухне в полночь, мешает сахар в чае, плечи поникли, в спине вялая усталость. Но нервный блеск в глазах и нервные же перебежки пальцев по черенку ложечки — прислушивается, ждет. Где-то около полуночи из спальни обычно долетает тихий хрип, тут нужно не пропустить.
— Тош, я так больше не могу.
— Я знаю.
— Сколько мы еще так продержимся? Сколько нам пообещал этот твой коновал?
Так и говорит — "нам пообещал". Получается, она даже в мыслях не допускает, что без Славки как-то можно будет… существовать. Это значит, что Инка не сдается. Мучительный жар растекается от щек и до шеи. А вот Антон начал уже поддаваться, прикидывал, рассчитывал, что будет тогда делать. Потому что привык планировать наперед, только поэтому! Собственное мысленное предательство после инкиных слов нестерпимо застучало в ушах. Оставалось только тихо сгореть от бессильного стыда.
Не успел.
В комнате зашуршало. Инка громко стукнула чашкой по столу, чай полился на пол. Инкин след простывал в коридоре.
Помчался следом.
За хрипом всегда одно и то же — глухая возня, сухой от страха инкин голос, перемежающийся тоненьким скулежом.
— Хватит!
…Оставалось только ждать. Неизвестно, сколько, зато без сомнения — ждать напрасно. Не прилетит добрый волшебник и бесплатно ничего не сделает. Да и за плату тоже. Поэтому три досье и стопка фотографий — радость несусветная. Очень нужные досье, и совесть умолкает. А у вас бы осталась совесть, господа, если бы ваша жена сидела ночью на кухне и вздрагивала от каждого шороха? И если бы вам предложили выбор между чужой совсем незнакомой жизнью — обреченной жизнью! — и жизнью сына, вы бы что выбрали? Ну, господа хорошие?!
— Я всё понимаю… ты не виноват… я знаю… я согласна… Только перестань. Не мучь больше….
… Или вы осмелитесь сказать, что я не прав? Или вы сами сидели бы и смотрели, как Славка умирает? Чистенькие все такие, честненькие. |