Скоро начнется…
Впереди, когда совсем уже кажется — утонешь к чертовой матушке в этом снегу — проступает тощий огонек. При ближайшем рассмотрении оказывается керосинкой. Прямо на снегу, аж смотреть холодно, разлеглись волки. Большие, матерые волчищи и волки поменьше, с лоснящимися в скудном огоньке шкурами. Самый матерый и серый подымается, в один рычащий миг шкура стекает, обрастает короткой болоньевой курткой. Блестит клыками.
— О, здорово, отец! Решили поглядеть, как мы тут? Или гуманитарная помощь? Добре! Или опять пальмовую ветвь мира несёте? Белый голубь вы наш!
— Алексей… — поморщился. — Светом вам клянусь… Может, хватит? Не жалко вам своих ребят?
Клыки прячутся. Тоже морщится.
— Мне жалко. А ему — нет, — кивает куда-то за спину Игорю.
— Я с ним поговорю. Вы хоть чуток придержите, пока говорить буду. Ладно?
— Это ваш последний шанс удержаться на должности, да? — хмыкает. — Что ж, пробуйте. Я буду рад любой помощи, несмотря на мотивы. Я своих попридержу, ладно… насколько это возможно. Но имейте ввиду, минут двадцать, не больше. Они от одного вида кошаков дуреют.
— Вы несправедливы, Алексей… Я бы давно ушел, но раз не гонят окончательно… Я не ради должности.
— Ой, оставьте. Мне ваши оправдания не нужны. Шут с вами. Получится у вас — буду рад. Только аккуратно, а то у нас тут назревает небольшое дельце.
— Где они сейчас?
— Приблизительно? Метров девятьсот к северу. За тем пролеском, видите? Сколько их, не знаю.
— Зачем вам всё это… — простонал сквозь зубы. Ответа не ждал, но получил.
— А у нас самки и щенки. Жены и детки, знаете ли. По полатям сидят, кушать просят. Нам сейчас уже отступать некуда, когда они начали по поселкам шерстить.
Развернулся и почапал девятьсот метров через кусты и овраги. Первый и второй секретари плелись в хвосте, они весь разговор молчали, только сопели тяжело, как несправедливо обиженные щенята.
Ледяная каша в туфлях. Пролесок уже близко. Где-то здесь должен быть пост. И точно — рычат предупреждающе.
— Парламентеров принимаете?
В кустах возня, сдавленное шипение. Уже человеческий, донельзя глумливый голос:
— Вы ли это, отче? Опять от вас псиной несет!
Самого часового не видать, только желтые огни обозначают место, где залег кошак.
— Это исправимо. Поговорю с Ингмаром, начнет нести кошатиной.
Шипят. Потом ругаются по-человечьи, срамно.
— Ингмара сейчас нет. И сегодня, наверно, не будет. Ступайте, откуда пришли, пока я вас не задрал.
— Мне нужен Ингмар. Пора прекратить безобразие.
— Ща последних шавок порвем и безобразие закончится.
— Позовите, пожалуйста, Ингмара.
Ингмара зовут долго, с собой в лагерь не приглашают, приходится торчать посреди поля на ветрище. Костик кутается в пальто, задирает воротник до самого носа. Похоже, издеваются. Время идет, луна ползет по небу с улиточьей скоростью, но ползет. И никакого Ингмара.
Потом:
— Эй, отче! Ингмара нет и сегодня точно не будет! Уходите, сейчас здесь будет заварушка! Проваливайте, говорю, а то порвем ненароком!
Костик сопит, явственно мучаясь желанием ответить. Но дипломат в нем сильнее защитника униженного и любимого отца-Координатора. Влад вопросительно заглядывает в лицо, ресницы у него густо облеплены инеем, дыхание отрывается от губ тяжелыми облачками, которые не подымаются вверх, а сползают к земле.
Игорь упрямо мотнул подбородком: ждем.
И дождались. Первыми потянулись Пантеры. Мягко, гибко протекли сквозь кусты, черными дырами разбросались по полю — только и горят светляки глаз. |