– А рубашка? Разве на ней не было рубашки?

  – Была, но под плёнкой её не было видно. Да и рубашка‑то тоже не шуба, ею не согреешься! Рубашку мы увидели потом, когда плёнка растаяла.

  – Как растаяла, сразу или постепенно? – спросил Семён Семёнович.

  – Почти что сразу, как в дом вошли. Сперва посветлела, потом стала серой. А потом смотрим, а её и нет уже. Что это было?

  Видимо, кузнецов очень интересовала плёнка. Появлению девочки на дороге, где только что никого не было, они не придавали того значения, которое это появление имело в глазах Саши и Семена Семёновича. Они просто думали, что почему‑то не заметили её раньше, пока не подошли ближе. И больше ничего!

  Саша записывал слова Седых, стараясь ничего не пропустить. Обоих братьев, конечно, допросят ещё раз, но сейчас, под свежим впечатлением, они могут вспомнить подробности, которые потом изгладятся из их памяти. Кто знает, что здесь важно, а что нет! Ведь в событиях этого дня будут разбираться не работники милиции.

  – Вернёмся немного назад! – сказал он. – Когда вы подошли к девочке, которая показалась вам сперва негритёнком, что вы делали и что говорили? Постарайтесь вспомнить поточнее, это очень важно. И не слышали ли вы, перед тем как увидеть её, какого‑нибудь необычного звука?

  Кузнецы посмотрели на него с изумлением.

  – Значит, слышали?

  – Слышали. Действительно, был звук. Мы ещё удивились – откуда это? Кругом пустынно, деревня далеко, а звук очень сильный. Пронзительный, свистящий, неприятный такой. По‑моему, я уже слышал похожий.

  – Вот как! Где же?

  Федор Седых помолчал немного. Потом он сказал нерешительно, как говорят о том, в чем не совсем уверены:

  – Да вот был случай… в аэропорту было. Самолёт Ту‑сто четыре опустился и рулил по земле. Звук от него был почти совсем такой же.

  Саша несколько раз слышал звук подруливавшего реактивного самолёта. Нет, то был совсем иной звук, чем тот, который раздался сегодня в кабинете капитана Аксёнова перед появлением колхозного быка. Спутать их было нельзя. Но может быть, перед появлением Анечки на дороге звук был другим? Или Федор Седых забыл звук самолёта? Вполне возможно!

  – Так вы знаете, что это было?

  – Нет, – ответил Саша, – не знаю. Я спросил о звуке так, на всякий случай. В этом деле важны подробности.

  Он ясно видел, что оба кузнеца не поверили его объяснению. Но ни тот, ни другой ничего больше не спросили.

  – Так о чем же вы говорили, когда подошли к девочке? – спросил Саша.

  – Ни о чем! Не до разговоров нам было. Я скинул доху, завернул в неё ребёнка – и ходу обратно в деревню. Сильно торопились. Могли ли мы думать, что девочка совсем не замёрзла? Ну, а по дороге, верно, говорили кое‑что. «Ты откуда?» – спрашиваю. «Из дому», – отвечает. А какой дом может быть в той стороне? Лес только. Километрах в пятнадцати верно есть деревня. Не могла же она прийти оттуда? Я говорю брату: «Ехали и ребёнка выронили, не иначе, как пьяные». Василий отвечает: «Верно, если бы не пьяные не могли не заметить». – «Тебе не холодно?» – это я у девочки спрашиваю. «Нет, – отвечает, – мне тепло. Меня не уронили. А ты меня, дядя, к бабушке несёшь?» – «Да, – говорю, – к бабушке».