– Ни один из присутствующих этот орден получить не может. Статут там другой. Но я готов выслушать историю, которая привела вас обоих в столь заметное возбуждение. Прошу, – он показал направление движения.

Тут я собрался. Начинается серьезный разговор – специалистам туфту не впаришь. Такие как Склиф видят на два метра под землей!

– Помните, Манассеин обвинил меня в воровстве его трудов? – спросил я, когда мы расселись в профессорском кабинете.

– Да, он потом дезавуировал обвинения и просил прощения за свою горячность, – закивал хозяин.

– Так вот, мы получили подобное вещество, – выставил я склянку на стол. – Его удалось очистить, стабилизировать, и довести до возможности промышленного производства.

На склянку Николай Васильевич глянул с интересом, но трогать не стал. И правда, он такой посуды в своей жизни видел много.

– Это у вас письмо от помощников? Позвольте полюбопытствовать, – протянул он руку.

Не только выдал послание Славки, но и отметил карандашом нужные места.

– Сейчас собирался телеграфировать, чтобы привезли недостающие документы, – сказал я, когда Склифосовский отложил в сторону листик.

– Если всё так, то позвольте поздравить. Это... – задумался Николай Васильевич. – Тут одним памятником не обойдется. Список микробов внушает, знаете ли, почтение. Но какова моя роль? Я никоим образом в разработке не участвовал, а к чужим достижениям примазываться не имею обыкновения.

– Внедрение, – сказал я. – Проведем испытание на базе клиники вашего института. Отберем несколько десятков участников, у каждого будет засвидетельствовано наличие той или иной патологии, бактериальной инфекции. Добавим контрольную группу с теми же поражениями. Результаты сравним. Заодно определим минимально необходимую дозировку. Понимаю, черновой вариант, требует доработки, проверки, но...

– Я вас понял... Но никто так не делал... – Склифосовский запустил пятерню в бороду, довольно смешно ее при этом всклокочив. – Кто придумал? – посмотрел он на нас, как на студентов, сдающих ему экзамен.

– Мы с Дмитрием Леонидовичем много обсуждали...

– Он, – тут же сдал меня Романовский.

– Я так и думал. Очень хороший метод, я считаю.

Ага, наплачетесь еще от доказательной медицины. Слова про систематическое использование лучших из существующих доказательств эффективности при выборе метода лечения хороши, а сколько же за ними яда скрывается... Но это – проблемы следующих поколений, не наши. Вот пусть и думают. Критерий Стьюдента и прочие способы калибровки распределений, что называется, в помощь.

– Я согласен, – припечатал Склифосовский конверт. – Верю вам. В такое, – он взял наконец в руки склянку, – верить очень хочется. Как приедет помощник с бумагами – давайте его ко мне. Дам команду, чтобы начали подбор как можно скорее. Привлечем студентов и ординаторов к черновой работе. Насчет орденов... – задумался он. – Вот я сейчас напишу свой прогноз на бумаге, спрячу в сейф, а потом проверим.

Он пододвинул к себе листок, быстро написал там несколько слов карандашом, и начал складывать.

– Ну что за детские игрушки, Николай Васильевич? Покажите, мне интересно, чего мы достойны, по вашему мнению, – попросил я, пока он не успел спрятать его.

– Ну смотрите, – подвинул он бумагу к нам.

Мы с Романовским склонились над прогнозом оценки наших трудов. «ЕА (лек) АН, ДЛ (сиф) БО, пом В3, я – таб», – прочитал я.

– И это значит...

– Тебе за лекарство Александра Невского, мне за сифилис – Белого орла, помощнику Владимира третьей степени, А Николаю Васильевичу – табакерку? – Романовский посмотрел на своего учителя.