– К чему именно?

– Жалобу на растраты вашего управляющего подавали?

Однако быстро работает отечественная полиция, когда ей придают пинка сверху.

– Устным образом, – растерялся я. – Официально пока не писал ничего.

– А ничего и не надо писать. Сынок то дал уже признательные показания, – тихо произнес «тезка Пушкина». – Сознался в убийстве, но там все просто – свидетелей с десяток. Но как начали крутить, и батюшку сдал c с потрохами с его аферами. Сейчас сыщем доказательства на обыске и в суд Порфирия. Губернатор распорядился не тянуть с этим делом.

Я пожал плечами, и мы вошли во двор, где нас встретила полная женщина лет пятидесяти, с красным от слез лицом и растрепанными волосами. Наверняка супруга.

– Барин, помилуйте! – заголосила она, падая передо мной на колени – Не виноват Порфирий, оговорили его!

Чолокаев аккуратно, но твердо отстранил ее:

– Встаньте, Аксинья Петровна. Мы здесь, чтобы провести обыск. Это необходимая процедура.

– Позвольте приступить, господа, – сказал Соколов, доставая из кармана небольшую записную книжку.

Мы вошли в дом. Внутри было просторно и богато по деревенским меркам – дубовая мебель, иконы в серебряных окладах.

– Начнем сверху, – скомандовал Чолокаев, и мы поднялись на второй этаж.

Первая комната, очевидно, принадлежала сыну Порфирия. Здесь было относительно чисто, но Соколов все равно тщательно осмотрел каждый угол, каждый ящик. Порылся по сундукам.

– Ничего существенного, – пробормотал он, делая пометки в своей книжке.

Следующей была спальня Порфирия и Аграфены. Здесь Соколов действовал еще более методично. Он простукивал стены, проверял половицы, даже заглянул в печную трубу.

– А вот это уже интересно, – вдруг сказал он, извлекая из под половицы небольшой сверток.

Мы с Чолокаевым подошли ближе. Соколов развернул сверток, и у меня перехватило дыхание. Внутри были золотые царские червонцы – не меньше сотни.

– Тут тысячи на полторы ассигнациями, – заметил Жиган, почесав в затылке.

– Откуда у простого старосты столько золота? – задал риторический вопрос пристав.

Продолжив поиски, полицейские вскоре нашли еще несколько тайников. В них обнаружились серебряные монеты, ассигнации и, что самое интересное, многочисленные расписки.

– Посмотрите, Евгений Александрович, – сказал Соколов, протягивая мне одну из бумаг. – Похоже, ваш староста занимался ростовщичеством.

Я взял расписку и пробежал глазами. Действительно, это было долговое обязательство одного из крестьян. Сумма была небольшой, но лихва была грабительской, больше ста процентов.

– Сколько же людей он таким образом обобрал? – пробормотал я, чувствуя, как внутри снова закипает гнев.

Мы спустились на первый этаж и принялись за осмотр комнаты, в которой я опознал кабинет Порфирия. Здесь нас ждало самое неприятное открытие.

– Евгений Александрович, взгляните на это, – сказал Чолокаев, протягивая мне несколько листов гербовой бумаги.

Я взял их и почувствовал, как кровь отливает от лица. Это были договоры займа с Дворянским банком на общую сумму в семь тысяч рублей. И в качестве залога указано мое поместье Знаменка. Нашли полицейские также и доверенность Баталова на Порфирия. Датированную девяносто четвертым годом. Я быстро просмотрел документ. И в нем не было ни слова, что Баталов разрешает брать займы!

– Как такое возможно? – спросил я, офигивая. – Я никогда не давал Порфирию права на залог имения.

– Похоже, мы имеем дело с подделкой документов, – задумчиво произнес Соколов. – Это серьезное преступление, Евгений Александрович. Возможно, тут задействованы еще какие то подельники.