Я застал его врасплох, но он быстро, очень быстро пришел в себя.

Ловко поймал пистолет, посмотрел на него, потом на меня, помедлил, пожал плечами и слабо улыбнулся:

– Думаю, лишние масляные пятна простыням не повредят, – он засунул пистолет под подушку, подошел к столу, налил виски себе и мне и с ожиданием посмотрел на меня.

– Я действую не наобум, как ты мог подумать. – Я слышал, как Вайленд пытался убедить генерала и Мери избавиться от тебя, и понял, что ты представляешь потенциальную опасность для Вайленда, генерала и других, кого я могу не знать. И еще я понял, что ты не имеешь никакого отношения к тому, что происходит. А ты должен знать: здесь происходит что‑то странное.

Он кивнул:

– Но я только шофер. А что они ответили Вайленду?

По тому, как он это спросил, я заключил, что он питает к Вайленду отнюдь не нежные чувства.

– Они встали на дыбы и наотрез отказались.

Мои слова доставили ему удовольствие, хоть он и пытался не показать этого.

– Ты, кажется, не так давно оказал семье Рутвен великую услугу, продолжил я. – Пристрелил парочку головорезов, пытавшихся похитить Мери Рутвен.

– Мне повезло. И я подумал, что там, где требовались быстрота и жестокость, ему всегда везло.

– Я прежде всего телохранитель, а не шофер. Мисс Мери – лакомый кусочек для любого громилы в этой стране, который стремится по быстрому заработать миллион. Но я больше не телохранитель, – неожиданно закончил он.

– Я встречался с твоим преемником, – кивнул я. – Валентино. Он не способен охранять и пустую детскую.

– Валентино? – ухмыльнулся он. – Эл Гантер. Но Валентино подходит ему лучше. Ты, я слышал, повредил ему руку?

– Он повредил мне ногу. Она вся сплошной синяк. – Я посмотрел на него с интересом. – Забыл, что разговариваешь с убийцей, Кеннеди?

– Ты не убийца, – заявил он решительно. Последовала долгая пауза, потом он отвел взгляд и уставился в пол.

– Патрульный Доннелли, да? – спросил я.

Он молча кивнул.

– Доннелли жив и здоров. – Может, ему и потребовалось какое‑то время, чтобы смыть пороховую гарь с брюк, но это все его страдания.

– Все подтасовано, да? – спросил он тихо.

– Ты читал обо мне в газетах, – я махнул рукой на журнальный столик.

Я все еще красовался на первой полосе, и фотография была еще хуже, чем предыдущая. – Остальное ты слышал от Мери. Кое‑что из того, что ты прочитал или слышал, – правда, кое‑что – ложь. Меня действительно зовут Джон Толбот, и я действительно, как они сказали в суде, специалист по спасательным работам. Я работал во всех тех местах, что они назвали, кроме Бомбея. Но я никогда не занимался никакой преступной деятельностью. Однако по Вайленду, или генералу, или скорее по им обоим действительно тюрьма плачет. Они послали телеграммы своим посредникам в Голландии, Великобритании и Венесуэле – у генерала, конечно, есть нефтяные интересы во всех трех странах, – с приказом проверить меня. Они останутся довольны.

Мы долго готовились.

– Откуда ты знаешь, что они послали телеграммы?

– Все телеграммы, посланные из Марбл‑Спрингз за границу за последние два месяца, просматривались. Генерал, – а все телеграммы отправлены от его имени, – конечно, пользуется шифрами, что вполне законно. В квартале от почтового отделения живет один старичок из Вашингтона, он – гений по шифрам. Так вот, он говорит, что шифр у генерала детский. С его точки зрения, конечно.

Я встал и начал прохаживаться по комнате.