Судья на несколько секунд замолчал. Он озадаченно посмотрел на меня, как будто не мог поверить в то, что он прочитал, моргнул и медленно повел взглядом, пока не уперся им в маленького человечка в плетеном кресле: Пистолет калибра 4,25 миллиметра, шериф? Имеете ли вы представление...

– Да, – сурово и со злобой ответил шериф. – Это то, что мы называем автоматическим пистолетом 21‑го калибра, и, насколько мне известно, существует лишь один подобный пистолет – немецкий «лилипут»...

– ...Который обнаружили у заключенного при аресте, – констатировал судья. – И у него кольцо с рубином на левой руке. – Покачав головой, судья пристально посмотрел на меня: неверие медленно уступало место на его лице убеждению. – Пятна на шкуре леопарда никогда не меняются. Разыскивается за убийство, возможно, за два – кто знает, что вы сделали со своим сообщником на складе? Это же его тело нашли, не ваше?

По залу прокатился гул голосов, и снова наступила мертвая тишина звук упавшей иголки показался бы громом.

– Убийца полицейских. – Шериф облизнул губы, посмотрел на Моллисона и шепотом повторил:

– Убийца полицейских. Его вздернут за это в Англии, да, судья?

Судья снова взял себя в руки:

– В юрисдикцию настоящего суда не входит...

– Воды! – это был мой голос, и даже мне он показался хриплым. Я сильно наклонился над барьером скамьи подсудимых, слегка покачиваясь и держась за него одной рукой, а другой промокая носовым платком лицо. У меня было достаточно времени, чтобы придумать это, и, думаю, выглядело все так, как мне хотелось, – по крайней мере, я надеялся на это.

– Мне... кажется, я сейчас упаду в обморок. Нет ли... нет ли воды?

– Воды? – в голосе судьи слышалось полунетерпение – полусочувствие. Боюсь, что нет.

– Там, – проговорил я, задыхаясь, и слегка махнул рукой вправо от охранявшего меня полицейского. – Пожалуйста!

Полицейский отвернулся – я бы сильно удивился, не сделай он этого, и я с поворотом ударил его левой рукой в низ живота. Тремя дюймами выше и удар пришелся бы по тяжелой медной пряжке его ремня; в этом случае мне пришлось бы заказывать где‑нибудь новые костяшки пальцев. Его крик еще не успел затихнуть, а я уже развернул его, выхватил из кобуры тяжелый кольт и наставил его на зал еще до того, как полицейский ударился о барьер и сполз по нему на пол, кашляя и задыхаясь от боли.

Одним взглядом окинул я все помещение. Человек с перебитым носом уставился на меня почти в изумлении, челюсть его отвисла и изжеванный окурок сигары прилип к нижней губе. Блондинка вся подалась вперед, широко раскрыв глаза и прикрыв ладонью рот. Судья больше не был судьей – он напоминал восковую фигуру: застыл в своем кресле, как будто только что вышел из‑под руки ваятеля. Секретарь, репортер и человек у двери также напоминали статуи. Школьницы и присматривавшая за ними старая дева все также смотрели на происходящее круглыми глазами, но любопытство на их лицах сменилось страхом. Губы у ближайшей ко мне школьницы дрожали казалось, она сейчас заплачет или закричит. Я смутно надеялся, что она не закричит, но мгновение спустя понял, что это не имеет значения – очень скоро здесь будет более шумно.

Шериф не был безоружным, как мне раньше показалось, он тянулся за пистолетом. Но делал это не так резко и стремительно, как шерифы в фильмах моей юности. Длинные свисающие полы его пальто и подлокотник плетеного кресла мешали, и ему понадобилось целых четыре секунды, чтобы дотянуться до рукоятки пистолета.