Свою книгу о разуме и познании мира «Тени идей» Бруно посвятил Генриху III. В те времена, когда большинство авторов не имело средств, чтобы печатать свои книги, а гонорары были ничтожными (если были вообще), книги посвящались покровителям, которые брали на себя издержки на издание. По рекомендации короля Бруно назначили экстраординарным профессором с постоянным вознаграждением.

В предисловии к книге «Тени идей» Бруно не пожалел громких слов, характеризуя ее и того, кому она была посвящена: «…Лучшие дары предназначены лучшим людям, более ценные — более достойным, а самые ценные — достойнейшим! Вот почему и этот труд, который по справедливости причисляется к величайшим, как по достоинству, так и по оригинальности открытий и серьезности доказательств, обращен к Вам, прекрасный светоч народов, блистающий доблестями души и высокими талантами, знаменитый, по праву заслуживающий признания ученых мужей. Вы великодушны, велики и мудры — примите благосклонно мой труд, окажите ему покровительство и рассмотрите со вниманием».

Может показаться, что неистовый Ноланец, обретя некоторую толику бытовых удобств и получив спокойную должность, отказался от своих отчаянных выходок и решил затаиться.

Но смиренность Бруно была обманчива.

Луллиево искусство

Жизни людей и идей взаимосвязаны и сложно переплетены. Идея может надолго пережить своего создателя. Однако рождением своим она всегда обязана человеку, отражая не только его разум, знания, но и характер, страсти, идеалы. Необычные идеи выдвигаются необычайными людьми.

Это полностью относится к идеям и жизни Раймунда Луллия. Имя его в конце средневековья стало нарицательным.

…Два великих образа олицетворяют для нас позднее испанское средневековье: Дон Кихот и Санчо Панса. Высота и напряженность духовной жизни, яростная верность идеалам, борьба за них без страха и сомнений. И — осмотрительная приземленность, озабоченность материальными благами, бытовыми утехами. (Учтем: вовсе не обязательно строй личности определялся сословной принадлежностью; бывали среди титулованных рыцарей духовные братья Санчо Пансы, а среди крестьян — Дон Кихота).

В судьбе Раймунда Луллия, философа и теолога XIII века, в его идеях соединились оба эти образа. Жизнь его — это неожиданный переход от Санчо Пансы (не крестьянина, но рыцаря, богатого дворянина) к Дон Кихоту (нищему страннику). В его учении странным образом сочетались предельная простота и необычайная сложность, примитивный метод поисков истины и многообразие возможных результатов этих исканий.

О Луллии рассказывали были и небылицы, и отделить одно от другого не всегда возможно. В молодости он наслаждался благами жизни при дворе арагонского короля. И вдруг он духовно переродился… Чем вызвано «вдруг», судить трудно. По одной версии — религиозными видениями, по другой — зрелищем смертоносных язв, разъедающих тело его любимой женщины. Он уединяется в горной обители, решив посвятить себя служению богу.

Луллий уверовал в единую истину разума и веры. В ту пору утверждал это единство Фома Аквинский. Он свирепо боролся с манихейской ересью — признанием двойственности истины. Гнездом манихейства считался тогда Парижский университет, где преподавал один из теоретиков этого направления Сигер Брабантский.

К тому времени «манихейская ересь» насчитывала уже тысячелетнюю историю. Как мы говорили, она пришла в Европу с Востока (в Армении, например, она обрела популярность в IX–XI веках). Ее серьезно обосновывали крупные философы. В числе их был арабский мыслитель средневековья Ибн-Рушд (Аверроэс).

Ересью мы поныне зовем нечто невероятное, бессмысленное. Для Бруно, как и для Луллия, ересью представлялось и учение о двойственной истине.