О знаменитом луллиевом искусстве много писали. Одним оно представлялось пределом мудрости: не надо тратить сил на выдумывание новых идей — достаточно манипулировать кругами и записывать комбинации понятий. Таких ученых высмеял в XVIII веке Свифт. Занятно читать некоторые его замечания, остроумные и язвительные в прошлом, звучащие в наши дни серьезно, пророчески. Так, лапутянский академик работает «над проектом, цель которого заключается в усовершенствовании умозрительного знания при помощи технических и механических операций» (не тем ли ныне заняты тысячи кибернетиков?).
Некоторые мыслители, возможно, сознательно окружали логические приемы Луллия туманом тайны и мистики. Так делал порой знаменитый медик, алхимик, маг и авантюрист начала XVI века Агриппа Неттесгеймский. Он охотно комментировал Раймунда Луллия, упоминал о нем в своей «Оккультной философии». А в письме своему другу так отзывался о подобных занятиях:
«О, как часто приходится читать о неодолимом могуществе магии, о чудодейственных астрономических таблицах, о невероятных превращениях, достигаемых алхимиками, о знаменитом и благословенном философском камне, одним прикосновением которого можно будто бы, подобно Мидасу, все в одно мгновение превращать в золото и серебро. Но все это оказывается пустым, выдуманным и лживым, если принимать сказанное буквально».
Сходного мнения придерживался Бруно. И когда он писал о луллиевом искусстве, то восхищался законами логики и старался изложить их добросовестно. Хотя приходилось учитывать вкусы большинства читателей и привносить в изложение некоторую долю мистического тумана и поэтических вольностей. Что поделаешь, писатель вынужден учитывать пожелания тех, для кого он пишет. Не без такого учета добился огромной популярности современник Бруно миланец Кардано. Он написал объемистую книгу, где рассказывал о научных достижениях вперемежку с полезными советами по ведению хозяйства и фантастическими сведениями о могущественных магах, алхимиках, прорицателях. (А в истории науки он остается как математик и механик.) По мнению Бруно: «Кардано… уподобляется грубому и безумному сочинителю басен, хотя в тысячу раз более учен». Очень похоже, что Кардано порой сознательно присочинял и пересказывал заведомые басни, стараясь читателя не только поучать, но и развлекать. Поэтому некоторые его книги имели постоянный читательский успех, часто переиздавались.
Что поделать, многим трезво мыслящим ученым того времени приходилось делать вид, будто они признают возможность воздействовать на природу заклинаниями, совершать превращения любых металлов в золото, угадывать по звездам судьбы людей и государств. (Правда, Кардано искренне верил в астрологию и составил даже гороскоп Иисуса Христа.)
Чем же были привлекательны идеи Раймунда Луллия для столь разных мыслителей, как Агриппа, Кардано, Бруно? Более всего — возвеличиванием логики, рассудка, рационального. Конечно, преклонение перед логикой зашло у Луллия слишком далеко. Но ведь тот, кто идет первым, почти всегда склонен к преувеличениям. Последователи имеют возможность либо усугубить ошибки, либо их исправить.
Как многие люди своего времени, Агриппа, Кардано, Бруно и другие последователи Луллия не пренебрегали — из разных соображений — магией или религиозной фантастикой. Но они понимали, что чудо — не вне человека, а в нем самом. Об этом хорошо сказал Агриппа Неттесгеймский: «Дух, обитающий в нас, сильный, он чудо творит».
Бруно вовсе не был безоговорочным последователем Луллия. Напротив, относился ко многим его идеям скептически. Называл его грубым фанатиком, полным божественного огня, и «галлюцинирующим ослом». Трудно представить себе, что Бруно всерьез верил, будто мудрые мысли можно складывать механически, как дети складывают кубики, а с помощью луллиевой машины нетрудно открыть законы природы и познания.
Об этом можно судить по книге «Тени идей». |