Не густо. Скорей всего, вмешался в телефонную беседу двух женщин либо Молвин, либо кто то другой по его поручению. Это еще предстоит выяснить.

– Писем либо записок после исчезновения дочери не получали?

– Как же, как же, пришло одно. Без штемпеля почтового отделения. Я изучила и конверт, и почтовую бумагу, даже понюхала. Пахнет любимыми духами доченьки. Писал, наверно, полуграмотный мальчишка… Видите, какие наковырял закорюки! Людочка диктовала. Может быть, больная, а может…

Пелагея Марковна всхлипнула и поспешно достала из сумочки крохотный носовой платочек. Убрала слезинки, высморкалась.

Чегодин осмотрел конверт, прощупал его, будто там хранилась еще одна бумажка, так же старательно оглядел записку.

Действительно, закорючки – набор неумело выписанных букв, точек, черточек. Только не похоже на «почерк» ученика начальных классов, скорей всего, автор записки рядился под него.

Текст такой же «сучковатый». Мамуля, я жива и здорова, не волнуйся, скоро возвращусь. И – печатными буквами – подпись: твоя Люда.

– Разрешите, оставлю письмо у себя?

– Ради Бога… Значит, вы согласны мне помочь? Господи, как же я рада! Только вот не знаю, с"умею ли рассчитаться… Пенсия маленькая, немного скопили с дочкой… В долларах…

Как Виктор и ожидал, большого «навара» не предвидится, самое время сослаться на занятость, болезненное состояние, неожиданный вызов на Кавказ, короче, наворочать глыбы лжи и укрыться за ними, как солдат за бруствером окопа.

Поймет посетительница, сгорбится и покинет негостеприимный кабинет.

Чегодин раскрыл губастый рот и неожиданно… согласился.

– Берусь. О гонораре – позже. Сейчас вам придется оплатить текущие расходы… Три тысячи баксов, надеюсь, не обременят?

Пелагея Марковна умиленно захлюпала носом, вытащила из сумочки видавший виды кошелек. На стол перед детективом легли банкноты с изображением президентов США. Чегодин небрежно смахнул их в ящик стола.

Посетительница – уже заказчица – вопросительно поглядела на Виктора. Будто ожидала, что тот достанет из того же ящика, где исчезли деньги, адрес дочери.

– Еще парочка вопросов. У вас есть фотографии Людмила и Валерика?

– Конечно, есть.

Точно так же, как он только что изучал конверт и записку, Виктор повертел в руках любительское фото. Даже достал лупу и нацелил ее на обнявшихся парня и девушку. Ничего особенного, толстушка с широко раскрытыми глазенками и накрученными локонами обхватила за талию худого паренька. Тот обнимает ее за плечи.

– Второй вопрос: во что была одета в тот день ваша дочь? Если можно, поподробней.

Пелагея Марковна сощурилась и стала перечислять: короткая черная юбка с широким блестящим поясом, белая блузка на таких же белых пуговичках, на шее – нитка дешевых бус, на пальце левой руки – серебрянное колечко. Обута в лакированные лодочки.

– Нижнее белье нужно?

– Обойдусь, – коротко ответил детектив, представив себе, как он станет проверять у похожих на Людмилу девушек лифчики и штанишки. – Не надо… Перед уходом на работу дочь ничего вам не говорила? Могу, дескать, задержаться, не волнуйся… Или – возвращусь во время, разогрей ужин…

Посетительница снова нагнала на узкий лоб множество морщинок, руку с платочком прижала к щеке. Долго молчала. Виктор не торопил – терпеливо ожидал, когда женщина перелопатит в памяти страшное для нее утро, знал – любая подсказка может невольно вызвать несуществующий факт.

– Нет… вроде, ничего не говорила… Позавтракала, переоделась, чмокнула меня в щеку и убежала.