Полюбин (Саблину). Господин  Беневольский,  честь  и  краса  казанского

Парнаса, доныне занимался только изящной словесностью, и  с  таким  успехом,

что стихи его печатались даже в "Сыне Отечества".

     Беневольский (Полюбину). Помилуйте, вы  меня  в  краску  вводите  вашей

похвалою.

     Полюбин. В ней нет ничего лишнего.

     Беневольский. Вы так думаете?

     Полюбин. Присягнуть готов. (Саблину) И сверх того в "Вестнике Европы".

     Беневольский. Пощадите скромность поэта.

     Полюбин. И где бишь еще?

     Беневольский. В "Музеуме". - Да перестаньте. Хоть это всё очень лестно,

но может показаться, что я самолюбив; а я ничьих похвал не ищу.

     Саблин. И хорошо делаете. Кто вас так похвалит, как вы сами себя?

     Полюбин.  Везде  рассыпаны  счастливые  опыты  Евлампия   Аристарховича

Беневольского: после этого подумай...

     Саблин. Я об этом никогда ничего не  думаю  и  сочинителей  терпеть  не

могу. (Беневольскому) Это до вас не касается.

     Полюбин. Кроме, что сочинитель, господин Беневольский ужасный законник,

и метит вдаль. Я его уговаривал, а он почти  согласен  сделаться  современем

государственным человеком.

     Саблин. Чем чорт не шутит! - Так вы метите в министры? а?

     Беневольский. Отчего ж не стремиться вслед за Сюллиями, за Кольбертами,

за Питтами, за боярином Матвеевым?

     Саблин. Послушайте, подите-ка к нам, в полк, в юнкера. Смотри, пожалуй!

он еще дуется!.. Ведь я не  виноват,  что  вас  иначе  не  примут;  мне  бы,

напротив, во сто раз было веселее, кабы вы попали прямо в полковники: вы так

сухощавы, по всему судить, проживете недолго, скорей бы вакансия очистилась,

     Беневольский (в сторону). Житель Виотии в Афинах! ни малейшего колорита

воспитания!

     Саблин (Полюбину). Неужели ты полагаешь,  что  есть  возможность  этому

шуту жениться на Вариньке?

     Полюбин. Э, братец! от твоего зятя всё возможно.

     Саблин. Я за это в состоянии сказать ему дурака  в  глаза,  хоть  он  и

думает, что вдвое меня умнее  от  того,  что  вдвое  старее.  Здесь  неловко

говорить; идем завтракать на бульвар.

     Полюбин. Пойдем.

     Саблин. А ужо как вернемся, настроим хорошенько сестру, чтоб  она  мужа

на ум навела. Я, право,  люблю  тебя  как  душу,  и  Вариньку  тоже,  смерть

досадно, если она достанется этому уроду... Ха! ха!  ха!  как  можно  этаким

выродиться!  Я  бы  сам  себя  на  его   месте   обраковал   и   пристрелил.

(Беневольскому) Мы, сударь, оставляем вас одних: рассуждайте на досуге.  Вот

вам, как Ивану Царевичу, три пути: на одном лошадь ваша  будет  сыта,  а  вы

голодны, - это наш полк; на другом и лошадь, коли она у вас есть, и сами  вы

умрете с голоду, - это стихотворство; а на третьем и вы, и лошадь ваша, и за

вами еще куча людей и скотов будут сыты и жирны, - это статская  служба.