На площади с десяток человек обступили мэра, покуда Боннэ вел задержанного к домику с двумя тесными комнатушками, увенчанному флагом в знак того, что тут находится мэрия.
Боннэ держал себя очень прилично. Положение его было затруднительным. Ведь завтра вся печать заговорит об этом аресте.
- Проходите, - вежливо сказал он Луи, открыв перед ним дверь кабинета, где в углу лежали свернутые знамена, подготовленные к 14 июля, заряженные ракетницы и несколько венецианских фонариков. - Садитесь.
Он запер дверь на ключ и, так как к окну прильнули чьи-то физиономии, опустил занавески, оставшись с Луи в полумраке.
- Ясное дело, у меня нет еще постановления на арест, потому что сперва мне надо было удостовериться в вашей личности. А теперь я позвоню в Йер и получу инструкции.
- Валяйте! - согласился Луи.
- Дело-то сложнее, чем вы думаете. Тут ведь не скажешь - пойман на месте преступления.
Казалось, Боннэ рад получить собеседника, способного понять все эти формальности. Кроме того, он не мог заставить себя обращаться с Малышом Луи, как с заурядным арестантом, и, соединяясь по телефону, бросал на него скорее восхищенные, чем осуждающие взгляды.
- Йер?.. Комиссар полиции?.. Алло! Я хотел бы поговорить с комиссаром... Да... Это Боннэ из Поркероля...
Это вы, господин комиссар? - Он подмигнул Луи. - Имею честь доложить важную новость... По поводу преступления в Ницце... Вы в курсе?.. Так вот, убийца у меня в кабинете. Скажите, пожалуйста, что я должен делать дальше?.. Ах, так. Прекрасно. Буду на месте.
Он повесил трубку и, в замешательстве посмотрев на арестованного, произнес:
- Думаю, в мои обязанности не входит допрашивать вас официально. Комиссар должен мне позвонить с минуты на минуту. Ему нужно только получить указания из Ниццы.
В комнатке, украшенной литографией президента республики и покрытой пылью и чернильными пятнами статуэткой Марианны <Символ Французской революции.>, было прохладно. Внезапно подойдя к окну и раздвинув занавески, Боннэ заорал:
- Если вы немедленно не разойдетесь, я прикажу очистить площадь!
Итак, до трех часов все шло по-хорошему и казалось Луи даже занятным. Но в три часа двое полицейских, которым поручили доставить задержанного, сошли с парохода. Один был молодой, свежевыбритый, подтянутый.
На него Луи нечего было жаловаться. Другой, толстый, уже под мухой, одно плечо выше другого, вялый и болезненный с виду, сразу подошел к арестованному и злобно гаркнул:
- Так вот он, паршивый кот, который убивает старух!
При этом он нарочно наступил Луи на ногу, но тот даже не шелохнулся и выдержал его взгляд.
- Уж не собираешься ли ты задирать передо мной нос, подонок!
Бац! - и он влепил Луи пощечину, но тот только сплюнул на пол.
- Так ты еще плюешься! Может, посмеешь мне ответить?
Заводить толстяка не приходилось, он заводился сам.
Не спеша сбросил китель и начал избивать задержанного.
Ни один мускул не дрогнул на лице Луи. Когда процедура закончилась, у него оказалась распухшей верхняя губа и огромный синяк на левом виске. Полицейский сорвал с него галстук, разодрал воротничок рубашки.
- Погоди, я подправлю твою смазливую харю!
В пять часов полицейские препроводили Луи на пароход, до которого нужно было пройти лишь двести метров. |