Балестра: Берта-Аргюр-Леон...
Луи чуть улыбнулся, постарался это сделать и Балестра, Потом начальник спохватился, открыл дверь и гаркнул, вращая глазами:
- Эй, вы там, потише!
Все головы повернулись к двери, чтобы посмотреть на Луи, сидевшего перед столом. Но дверь снова закрылась.
- Итак, я спрашиваю: сколько она тебе давала в месяц?
Луи нахмурился. В третий и четвертый раз ему задают все тот же вопрос. И видно, не случайно. Он чуял ловушку, но не мог угадать, где она.
- Я не на жалованье был, - усмехнулся он.
- Может, на сдельщине? - пошутил шеф. - Скажи, а когда она тебе подарила бриллиантовое кольцо, что у тебя на пальце?
- А я почем знаю? Наверное, с выигрыша.
- Играла она по крупной, не так ли?
Луи медлил с ответом. Он знал, что Констанс не делала больших ставок. Не все ли равно - по крупной или по маленькой? Однако полицейский настаивал:
- Играла она по крупной?
- Может, и по крупной. Не вечно же я у нее за спиной торчал.
- Понятно, ты ведь ведал ее перепиской и счетами.
Значит, был ее любовником, но прежде всего - секретарем.
Луи не нравилось решительно все. Уже половина одиннадцатого вечера, а ему не задают ни одного из ожидаемых им вопросов. Даже самого главного. И не подумали спросить: "Ты убил госпожу Ропике?" Или:
"Чем ты кокнул старушенцию?"
И ни малейшего намека на историю в Лаванду и его связь с бандой "марсельцев". Ни слова об обеде в день рождения Констанс в ресторане, где был и Плюга, хотя сидел он поодаль.
Можно было подумать, что инспектор не ввел своего начальника в курс дела. Да нет, раз уж он находится здесь, значит, явился неспроста. Чего же они все-таки добиваются?
- Я хотел бы дать показания, - буркнул Луи, бросив недобрый взгляд на инспектора. - Впрочем, вот он скажет, если...
- Постой! - прервал его Балестра. - У тебя будет сколько угодно времени для дачи показаний. А сейчас допрашиваю я и не желаю меняться с тобой ролями.
В бумажнике, который у тебя изъяли, я нашел квитанцию из ломбарда. Она датирована двадцать первым августа и выписана на имя госпожи Ропике. Стало быть, двадцать первого августа она была еще жива, раз отнесла свое норковое манто в залог.
Молчание. Луи хотел попросить бумагу и карандаш, чтобы уточнить даты. Сколько дней он провел, бездельничая на Поркероле, и не удосужился на всякий случай подготовить ответы на такие вопросы.
- Ты внимательно меня слушаешь? Итак, двадцать первого она сдает свое манто в залог и поручает тебе хранить квитанцию, опасаясь, должно быть, свойственной ей неаккуратности. Тебе она доверяет свои важные документы, что вполне понятно, раз ты ее секретарь.
Лицо арестованного изменилось. Он втянул голову в плечи, насторожился, и выражение глаз его сделалось неискренним, скрытным.
- Так как же? Она отдала тебе квитанцию?
- Ну и что с того?
- Признаешь этот факт?
- Допустим, признаю.
Заговорит ли с ним наконец начальник об убийстве и трупе? Чего он волынит?
- Значит, в тот день, двадцать первого, вы были вдвоем в Ницце и пробыли там до полудня? А вот консьержка показывает, что уже в шесть утра ты взял такси, чтобы ехать на вокзал. |