Изменить размер шрифта - +
Все тот же подозрительный, обидчивый подросток, не слишком способный, но и не бездарный ученик столяра. А потом...
     Теперь все это приобрело совсем иной смысл. Забытые проступки, на которые прежде не обращали внимания и которых никто не опасался, были тщательно выисканы, как отыскивают отдельные части ребуса для восстановления картины в целом, и по-новому оценены.
     В течение месяца Луи не ведал об этих поисках. Его только раз привели к следователю, и свидание оказалось кратким.
     Следователя звали Моннервиль, точнее - де Моннервиль. Это был сухой, исполнительный чиновник, настолько усердный, что даже не нашел времени поднять глаза на Луи.
     - Я вызвал вас, чтобы официально объявить вам о предварительном заключении по обвинению в убийстве, краже, подлоге, использовании поддельных документов и мошенничестве.
     Он читал. Он боялся что-либо упустить.
     - Согласно закону, отныне вы можете давать показания в присутствии вашего адвоката.
     Луи не отвечал. Де Моннервиль поднял наконец голову и мельком, без всякого интереса, взглянул на него, как будто хорошо знал прежде, хотя и видел впервые.
     - Прошу назвать фамилию вашего адвоката, - повторил он скучным голосом.
     - А кто ему заплатит?
     - Вы, разумеется.
     - А мне вернут деньги, которые забрали при аресте?
     Даже для ответа на такой простой вопрос де Моннервилю понадобилось заглянуть в свои папки.
     - Деньги возвратят, если будет доказано, что они принадлежат вам.
     Луи вызывающе передернул плечами.
     - Итак?
     - Я не буду нанимать адвоката.
     - Тогда я обращусь в совет корпорации адвокатов, и вам назначат его официально.
     При последних словах он подал знак конвоиру, сидевшему рядом с арестованным, и Луи был выведен из кабинета, так и не разглядев, какого цвета глаза у следователя.
     С тех пор, стоило открыть дверь его камеры, Луи спрашивал:
     - Опять следователь вызывает?
     В конце концов надзиратель сказал ему:
     - Вот ты все жалуешься, что следствие затянулось, а для тебя лучше, чтобы оно тянулось подольше.
     - Почему?
     - Да уж потому. - И подмигнул заключенному, разделявшему камеру с Луи арабу, который беспрерывно тараторил, смеялся, балагурил, рассказывал всякие истории и неуклюже прикидывался дурачком.
     На что намекал надзиратель?
     Все объяснялось очень просто. Одному Луи было неизвестно, что каждый день по крайней мере две полосы в газетах посвящались ему. Более полутора десятков репортеров одновременно с полицией вели расследование и непрерывно печатали сенсационные разоблачения, показания свидетелей, внезапно появившихся в разных местах. Их фотографии помещали на первых страницах.
     А тем временем Луи ломал себе голову, почему его все не допрашивают. И отчего его не спросили, признает ли он себя убийцей Констанс Ропике.
     К пребыванию в тюрьме он относился с философским спокойствием, даже добродушно, и не проходило дня, чтобы он не пошутил с тюремщиками.
     Иногда по утрам он ложился ничком на пол, где солнечный луч очерчивал треугольник всегда на одном и том же месте, и, закрыв глаза, вспоминал виллу Карно, пение Нюты, мужчину с каменным лицом в доме напротив и его канарейку.
     О Поркероле у него тоже сохранились, как о празднике, светлые и веселые воспоминания.
Быстрый переход